Поздно в том году давалась государем его последняя весенняя ассамблея. На лето, когда Петр уезжал на верфи к морю или совершал объезд своих обширных владений, все семейство перебиралось в летний дворец и сборища зимнего времени сами собой прекращались да осени.
В этот ясный день начала мая, еще раз наполнились разношерстною публикою обширные горницы царского дворца.
Был праздничный день, воскресенье. Ассамблеи обычно начинались в три часа дня. Но царское семейство появлялось лишь к самому разгару, то есть к пяти часам по полудни.
Маленькая фрейлина — Маврута Шепелева, уже успевшая нынче помочь сенным девушкам приодеть и разукрасить свою любимую царевну, теперь на-скоро прибравшись вошла в сени.
— Что, меня никто не спрашивал — обратилась она к одному из гайдуков, дежурившему на половине младшей царевны.
— Девчонка тут одна, крестьяночка, до твоей милости, Мавра Егоровна, наведывалась, — очень почтительно отвечал тот царевниной любимице и ближайшей фрейлине.
— Так где же она! Зачем меня не позвали?
— А затем, что ты при царевне занята была, не посмели мы тревожить зря-то… Да ты не сумневайся, Мавра Егоровна, здесь она, девчонка эта самая, в саду, — успокоил гайдук фрейлину младшей царевны.
Маврута поспешно выбежала в сад и окликнула Таню.
И вот из-за кустов выглянуло встревоженное личико, глянуло на Мавруту и тотчас же спряталось обратно. Однако, та уже успела узнать свою новую знакомую и направилась к ней.
— Ты, Танюша? Не узнала меня? Испугалась, глупенькая. И впрямь в этом наряде я будто другая?
Действительно, совсем иною, не скромной крестьяночкой, какою видела ее прежде Таня, была нынче Маврута. Нарядная ярко розовая роба с фижмами, какие носились лишь знатными и богатыми людьми, обвивала подвижную маленькую фигурку. Драгоценный убор украшал высокую прическу.
— Ишь ты, как обрядившись! И впрямь не признала… — дивилась Таня, оглядывая свою новую приятельницу.
— Да ты, и впрямь ли плотникова дочка? — подозрительно покосилась она на нее. — Намедни то вхожу я в сени, спрашиваю у караульника Маврутку Шепелеву, как ты мне наказывала, а он-то глазищами как сверкнет, да как гаркнет — Как смеешь ты о царевнинной фрейлине так непочтительно отзываться? Так я со страху-то так и выкатилась прямехонько сюды, в кусты, да и схоронилась здесь по сию пору. Да неужто и впрямь…
— Вздор… Пустое… Зря что-нибудь сболтнул тебе гайдук… Нечего тебе смущаться! Пойдем…
— Куда пойдем-то?
— На ассамблею.
— На какую ассам… ассам…
— Да, ведь, я же хотела показать тебе, как моя сестрица пляшет. Затем ведь ты и пришла сюда, только раньше сведу я тебя к себе в горницу, да принаряжу хорошенько. Сестрица моя тебе платье свое дала одеть; У меня лежит оно, пойдем — увидишь.
Юная царевна фрейлина не лгала своей гостье.
Действительно, нынче утром царевна Лизанька выбрала из своего гардероба одно из скромных, но хорошеньких платьев и вручила его Мавруте для передачи Танюше Онуфриевой.
— Она все таки добрая девушка, заступилась за нас, и я хочу ей сделать что-нибудь приятное за это, — сказала при этом царевна.
Теперь взяв за руку сильно оробевшую от смущения и неожиданности Таню, Маврута повела ее к себе с намерением надеть на свою гостью это подаренное ей платье.
Каково же было удивление молоденькой крестьяночки из рыбацкой слободы, когда она увидела разложенное перед нею нарядное, по её мнению, платье с фижмами и прошивками, словом такую роскошную робу, какой ей не встречалось еще видеть в своей жизни.
Но еще больше удивилась Таня, когда ее, по новому причесанную теми же искусными ручками Мавруты, последняя повела на ассамблею во внутренние горницы дворца. Там в застланных туманом от стоявшего столбом курильного дыма горницах, под пиликанье скрипок, грохот барабана и песни флейты, часть гостей танцовала в просторной зале, другая часть в соседней смежной комнате играла в карты, в кости и в шахматы. Между гостями, остановившись от изумления, Танюша успела рассмотреть богато и пышно одетых вельмож, залитых, драгоценностями, в лентах и орденах, и жен и дочерей их, наряженных, в пышные робы и дорогие уборы из брильянтов и других блестящих камней. И тут же рядом, вдоль стены на стульях, креслах и диванах сидели совсем простенько одетые в красные канифасовые кофты и грубые юбки и сапоги жены и дочери голландских и немецких мастеров, которых наравне со знатнейшими вельможами широко, радушно принимал у себя во дворце великий царь-работник, не брезгавший никаким обществом. По соседству с ними, в игральной горнице, где было трудно разглядеть что либо за клубами табачного дыма, те же голландские мастера и простые плотники, шкипера и боцманы играли в шашки и шахматы с первыми сановниками государства.
Все это наскоро объяснила своей гостье Маврута, усадив ее в уголок и присев тут же. Из своего уголка Танюше, у которой глаза разбегались во все стороны, была хорошо видна вся зала со всеми танцующими гостями.
Диковинными показались эти танцы Танюше. Она видела, как толпа дам и кавалеров, разделившись на две части, стали друг против друга и через одинаковый промежуток времени кавалер даме отвешивал по низкому поклону, со всяческими церемониями, а дама тоже приседала в ответ, поворачиваясь направо и налево.
— Чтой-то они делают? погляди-ка ты на милость, Маврушенька, — дергая за рукав свою соседку, осведомилась Танюша.
Та только усмехнулась её наивности.
— А это церемониальные танцы называются… С них-то и начинают здесь заводить бал… Видишь, как они стараются. И не даром. Попробуй-ка что неточно выполнить — сейчас как раз на штраф попадешь.
— На какой такой штраф? — раскрыла рот Таня.
— А штрафной кубок золотого орла заставать выпить… Не слыхивала, небось? Ну, так слушай: кто из кавалеров не исполнить положенное число поклонов в танце, того в наказание заставляют выпить пребольшую чару зелена-вина, после которой уже не до танцев делается провинившемуся, а прямо отвозят друга милого с бала домой царские гайдуки, да и спать укладывают.
— Ишь ты! — все больше и больше изумлялась Танюша, с любопытством и испугом приглядываясь к новой и дикой для неё обстановке.
На пороге залы показался дежурный маршал ассамблеи, с булавою в руках, и, ударив ею трижды об пол, возгласил торжественным голосом на всю залу.
— Его Императорское Величество с Августейшим Семейством прибыть изволили!
И в тот же миг гости царской ассамблеи склонились в низком поклоне.
Не успела Танюша поднять глаза на высоких хозяев бала, как пестрая нарядная толпа скрыла их от её взоров.
шутить и танцовать с самыми незнатными людьми.
Жены и дочери боцманов и плотников были приняты и обласканы ими как самые знатные гости.
А сам государь прошел в игральную горницу, где и сели за шахматную доску, выбрав себе в партнеры простого голландского ремесленника.
Между тем, прерванная музыка возобновилась. Теперь, впрочем, это была уже не прежняя монотонная мелодия. Оркестр, спрятанный на хорах, заиграл менуэт и этот живой мотив заполнил собою танцовальную залу.
Гости, танцоры и танцорки, казалось, словно ожили и повеселели под эти звуки. Пары скользили по залу одна за другою в этом грациозном танце.
— Смотри хорошенько, видишь, вон в светло-голубом платье танцует в первой паре моя сестрица, — проговорила с лукаво-плутовской улыбкой Маврута, указывая веером своей соседке на танцующую близь них маленькую красавицу в роскошном туалете.
Но и без её указания Танюша давно уже отличила и выделила изо всей огромной толпы других девиц эту прелестную, совсем юную девушку, вернее девочку, скользившую по залу подобно неземному существу.
И несмотря на роскошный наряд, Танюша узнала в ней скромную маленькую крестьяночку, её недавнюю слободскую гостью, так ужасно осмеянную её товарками и товарищами.
Действительно права была Маврута, расхваливая свою «сестрицу».
На диво хорошо танцовала маленькая красавица! Глаз не могла теперь оторвать от неё Таня, любуясь каждым её движением, каждым поворотом, каждым наклонением прелестной белокуро-рыжеватой головки.
И тут-то развернулось во всей своей силе танцевальное искусство маленькой красавицы.
Восхищенным взором, затаив дыхание, следила Таня за нею, не отрывая глаз.
Прелестная белокурая девочка вносила какое-то удивительное оживление, веселье и грацию в этот и без того веселый танец. Она как бы вела за собою все остальные пары танцующих, не смотря на то, что была здесь моложе всех. По временам она кивала и улыбалась другой, почти такой же юной девушке, тоненькой, черноглазой и почему-то задумчивой, не смотря на пышное оживление бала. А танцы между тем сменялись одни за другими…
И красавица-девочка не переставала плясать, восхищая собою все взоры. Она казалась не знала устали. Точно змейка скользила она между танцующими, придумывая все новые и самые запутанные фигуры.
И тут-то её жизнерадостные, милые глазки, искавшие кого-то среди толпы, наполняющей залу, остановились на Мавруте и её соседке.
С минуту девочка смотрела внимательно и пристально на преобразившуюся, благодаря новому наряду, Танюшу и быстрыми легкими шагами приблизилась к ней.
— Твоя сестрица, ин, к нам поспешает! — громко произнесла Таня, смущенно и радостно глядя на приближающуюся к ней маленькую красавицу и издали уже дружески кивая ей головой.
— Какая сестрица? — удивленно вскинула на нее глазами та, в то время, как все ближайшие соседи обеих девушек не без удивления оглядывали Таню.
— Да, ведь, ты же сама, сказывала, что обе вы одного отца — дворцового плотника дочки… Так, ведь, и есть она сестр…
Но не пришлось девушке докончить начатой фразы.
Лишь только приблизилась к гостям та, которая занимала все внимание Тани, как сидевшие у стен гости быстро поднялись и почтительно приседая и кланяясь, приветствовали красавицу-девочку:
— Добрый вечер, ваше императорское высочество, милостивейшая наша цесаревна Елисавета Петровна!
— Добрый вечер, друзья мои! — откликнулся звонкий, серебристый голосок всеобщей любимицы. — Добрый вечер, Танюша! Ну, как тебе понравились мои танцы? — обратилась к своей юной гостье царевна Лизанька.
… И с обезумевшим от страха лицом Таня как сноп рухнула к ногам царевны:
— Прости… Прости… милостивица… не ведала… не знала… темная ведь я… глупая… неученая… Прости ты, ради Господа, меня! — лепетала она совершенно белыми от волнения губами и вдруг обвила дрожащими руками колени Лизаньки. Лизанька живо к ней нагнулась:
— Встань, Танюша, не бойся… Ты-то ничем не виновата предо мною… Да и другие не виноваты… Ведь не со зла смеялись тогда надо мною… Смеялись, потому что, действительно, смешно было… И впрямь, знать, русская поговорка говорит: «Не спросясь броду, не суйся в воду»… Вот и я тогда сунулась плясать, вашей пляски не зная… Зато теперь… нынче ты сама видела, что и впрямь не лгала моя Мавруша и что и я кое-что смекаю в танцах. Да что ты? Никак плачешь, глупенькая? Полно! Взгляни на меня повеселее… Не сержусь, ведь, я нисколечко на тебя…
Ласково и нежно звучит серебристый голосок царевны Лизаньки… И чудное личико так все и сияет доброй милостивой улыбкой. Сквозь затуманившееся слезами глаза видит Таня эту улыбку… Слышит нежный серебристый голосок царевны, и волна радости нежданно-негаданно заливает её сердце. Хочется ей сейчас всю душу свою положить за ласковую царевну… Жизнь свою отдать за нее… незлобивую, милостивую… А они-то, Господи! Господи! Они-то смеялись, насмехались там, в рыбацкой слободе, над этим ангелом светлым.
А ангел-царевна словно читает в мыслях у Танюши, потому что снова ласково говорит ей со своей милой, ободряющей улыбкой:
— Ну, вот и ты у нас побывала в гостях, у Лизаньки, плотниковой дочки, побывала, милая девушка… Не лгала я тебе нисколько, когда говорила, что я дочка Плотникова. Государь батюшка и впрямь плотничает и, на Саардамских верфях в Голландии, где корабли строятся, и у нас здесь, в Санк-Питербурге. Так и расскажи у себя в слободке про все, что здесь видела. A чтоб не забыла ты своего посещенья, дарю я тебе весь этот наряд, что надет на тебе нынче, в знак того, что не сержусь я на тебя и слободских твоих. Носи его на здоровье, может по праздникам когда-либо, али на именины свои наденешь, да меня, царевну Лизаньку, лихом не поминай.
И не успела слово вымолвить Танюша, как царевна, ласково кивнув ей еще раз головкой, отошла от осчастливленной девушки и скрылась в толпе гостей.