Быстро и плавно скользить старый ялик по сонной поверхности красавицы-реки. Еще недавно река эта молчаливо струилась между глухими и дикими берегами сурового финского края… Но вот появился, как могучий витязь из сказки, великий царь, и на месте вязких финских болот вырос большой торговый город Петербург, молодая столица русского государства. Оживились берега суровой сонной реки, разукрасились домами и церквами.
Вдоль её берегов и скользил теперь ялик, не привлекая ничьих любопытных взоров и быстро-быстро подвигаясь вперед под дружными взмахами весел гребцов. Два дюжих дворцовых гайдука из царевниной свиты, переодетые в простое рыбацкое платье, дружно налегали на весла. На корме спокойно устроилась добрая и покладистая мамка Лискина Андреевна, уже дремавшая, кстати сказать, от мерного покачивания лодки. А сама царевна Лизанька, сидя на лавочке подле своей неизменной Мавруты, глаз не могла оторвать от реки. Любо ей в этот чудный майский вечер… Золотыми стрелами солнечных лучей позлащены её хрустальные воды… Прохладный ветерок рябит поверхность красавицы-Невы… А там, впереди, огромный огненный шар солнца любуется своим изображением в её глубокой пучине.
— Хорошо как нынче, Маврута! — искренним восторгом вырывается из груди царевны.
— И то хорошо, — важно соглашается та, и любующимся взглядом окидывает свою маленькую госпожу. И есть на что полюбоваться ей, маленькой «фрейлине». На диво хороша нынче царевна. Ничто, как этот простой сарафан, да белая расшитая рубаха и бирюзового цвета кокошник не может так идти к маленькой русской красавице… Даже роскошное голландское платье, в которое иной раз по желанию матери-императрицы наряжаются её дочери к ассамблеям, и то не может так хорошо подойти, как этот простой и скромный костюм.
— Ну, чего ты? Ишь, ведь, смотрит, точно узоры на мне написаны, — невольно рассмеялась царевна Лизанька, встречая поминутно восхищенные взоры маленькой фрейлины.
— И впрямь, ровно узоры. Уж очень ты из себя пригожа, царевна! — искренно вырвалось у Мавруты.
Царевна Лизанька рукой махнула в ответ на эти слова.
— Ты в комплиментах-то не усердствуй, Мавра. Мы, ведь, не на ассамблее здесь и не в батюшкиных палатах, так льстить тебе и не приходится. Впрочем, знаю, что не льстишь, — видя как обидчиво вытянулось лицо её спутницы, поспешила успокоить ее царевна. — Знаю, что любишь ты меня. Спасибо, Маврута… А вот и деревня рыбацкая… Это и есть та слобода? — оживилась она при виде небольшого поселка, к которому теперь подплывал их ялик.
— Эта самая и есть… Видишь, царевна, вон и толпа на лужайке. Гляди, гляди, в хороводы уже становятся… Слава Богу, не опоздали мы! — волновалась бойкая Маврута.
— Ну, вы здесь нас и ждите… К закату вернемся… Мамушка Андреевна, а мамушка?.. Ты не опасайся, мы тут близехонько будем! — тормошила царевна успевшую уже основательно вздремнуть Лискину Андреевну.
Та с трудом раскрыла отяжелевшие веки.
— Ступайте со Христом, мои голубушки, а только в случае чего тотчас же назад. Не приведи Господь, ежели обидит кто… или согрубит… Ишь, ведь, разве тебя нынче узнаешь, золотая ты наша царевна! — окончательно приходя в себя и напутствуя вверенную её попечениям царскую дочь, тревожилась мамка.
— И-и… кто меня обидит! Гляди, чтобы я кого не обидела! — весело и звонко рассмеялась царевна и козочкой выпрыгнула из лодки, прежде чем гайдуки успели подсобить своей юной госпоже.
звонким смехом.
— Помни же, Маврута, я не царевна нынче, а просто Лизанька. Так меня и зови, безо всякого прибавления «ваше высочество», а не то мне все дело испортишь. Лизанька, сестрица твоя, Плотникова дочка. Слышишь? — наказывала царевна дорогой своей верной подруге.
— Да, как же так, царевна, да нешто я посмею? — смутилась та.
— Должно быть, посмеешь, ежели я тебе это наказываю.
— Ой! Дико мне, ваше высочество…
— Фу, ты какая… Опять «высочество»? Что я сказала сейчас…
— Ладно, ладно, не буду уж… Не всякое лыко в строку, царевна.
— Опять — царевна. Эк ты какая…
— Не буду, не буду, ваше высо…
— Что?..
— Не буду, Лизанька… Ой, прости ты меня, ради Бога, дерзкую, непутевую, — искренно испугалась Маврута.
Царевна только весело рассмеялась и махнула рукой.
— Нет уж, ты лучше там со мной и вовсе не разговаривай, а то опять спутаешь. И тогда прощай вся наша затея. Будут на меня смотреть, как воронье на пугало, а то еще хуже — стесняться да церемониться меня… А я повеселиться хочу, как следует от души повеселиться, Мавруша, безо всяких церемоний, — искренно созналась царевна и, все еще не выпуская руки своей спутницы, умерила шаги и уже степенно и спокойно направилась вместе с нею к пестрому хороводу.