Колокол гудел великопостным призывным звоном, когда я подходила к насиловской церкви. Несколько монашенок из ближайшего монастыря расступились на паперти, давая мне дорогу. Я прошла в мой любимый уголок между большим образом Николая Чудотворца и запасным аналоем. Мне приготовляли всегда стул и коврик на самом почетном месте церкви, но я никогда не стояла там, а забивалась в этот дальний угол по соседству с серыми армяками и поддевками, пахнувшими сапогами, постным маслом и луком.
Сергей накануне еще уехал в Курск, чтобы получить запоздалый транспорт книг.
- Сделай мне выборки, пожалуйста, Наташа, - просил меня теперь часто мой муж, и я делала выборки с большой аккуратностью, желая ему быть полезной и заслужить его одобрение.
Ах, как это было приятно - совместно трудиться таким образом! И я целиком отдавалась этой работе, забыв прежние тщеславные мечты о создании нового произведения, могущего дать мне громкую славу.
Сергей трудился теперь над большим историческим очерком, который хотел в "первую голову", как он сам выражался, пустить на страницах своего журнала. И я ревностно помогала ему в этом, роясь в матерьяле и отыскивая ему необходимые данные для повести.
Он должен был вернуться сегодня вечером. Чтобы скоротать сколько-нибудь время до его возвращение, я прошла из церкви, по окончании всенощной, к о. Николаю.
Отец Николай вдовствовал давно. К нему приезжал каждую весну гостить его сын из духовной Академии. Их домик, белый и чистенький, с зеленою крышей, весь окруженный вишневыми и яблочными деревьями, едва прикрытыми узкими полосками талого снега по ветвям, казался издали игрушечным. К нему примыкал двор, по которому, безмятежно наслаждаясь первым дыханием весны, бродили нахохленные от мартовского холодка куры.
Когда я подошла к крыльцу, с верхней ступеньки, очищенной от снега, поднялась девушка одного возраста со мною, чтобы дать мне дорогу.
- Вы к бате? - спросила она меня приятным звучным голоском.
Я обернулась.
Крестьянки Курской губернии так не говорят. Да и лицо девушки мало подходило к простонародному типу, а, между тем, одетая в простую ситцевую юбку, несмотря на ощутительный холод, обернутая с головою большим теплым платком, она казалась крестьянкой.
- Здравствуйте, - просто сказала она, невольно улыбаясь моему пристальному взгляду, и отодвинула немного со лба платок.
Я увидела небрежно причесанную головку, пепельно-белокурую, и два большие синие глаза, до того красивые, что не залюбоваться ими было нельзя. Худенькое личико с высоким, чересчур высоким для женщины лбом смотрело и внимательно, и насмешливо в одно и то же время. Большой капризно очерченный рот и нездоровая кожа лица покрыли впечатление, но все это лицо, несмотря на болезненный его оттенок от тонких трепещущих ноздрей до углов бледного крупного рта, нельзя было не заметить с первого же взгляда.
"Кто она, эта барышня-крестьянка?" - невольно вертелось в моем мозгу, и вдруг внезапная мысль пришла мне на ум.
- Зоя Ильинишна Дмитровская? - сорвалось у меня удивленно и радостно.
- Вы угадали! - дурашливо ответила она, сощурив свои синие глазки. - Позвольте представиться: слушательница высших курсов, сестра вашего уважаемого отца дьякона. От роду имею восемнадцать лет.
- Наталья Водова, - назвалась я.
- Урожденная княжна Горянина, великосветская барышня! - в тон мне произнесла она.
- Кто вам это сказал? - вспыхнула я.
- Сорока на хвосте принесла столь важную новость... - расхохоталась она мне прямо в лицо.
Ее тон обижал меня, но прекращать разговор с ней мне не хотелось: что-то неудержимо влекло меня к этой странной, обаятельной девушке. Она точно догадалась о двойственном впечатлении, произведенном ею на меня, потому что сказала совершенно в ином тоне:
- Вы не обижайтесь. Я ведь шалая, так все меня и знают за шалую, и никто не смеет обижаться!
Слова срывались у нее беспечно, по-детски весело, а заалевшееся лицо и смеющиеся глаза, поглядывающие на меня снизу вверх исподлобья, делали ее прелестной. Что-то кошачье проглядывало во всей ее фигуре, тоненькой и гибкой, как у подростка. Меня невольно тянуло поцеловать это оригинальное, милое личико, где мешались и боролись два выражения, не уступая ни на йоту друг другу: одно заискивающее, робкое, чистое, как у ребенка, другое вызывающее и насмешливое.
- Ну, что вы на меня уставились? - неожиданно рассмеялась Зоя, видя, как я приковалась к ней неотступным взглядом. - Садитесь-ка рядком да будем батю ждать из церкви. Вдвоем веселее, - и, заметив мою нерешительность, она добавила насмешливо, - или боитесь шубку запачкать?
Я сконфузилась. Действительно, мое щегольское, модное соболье пальто мало подходило к деревенской обстановке. Но я не хотела упасть во мнении моей новой знакомой и храбро опустилась на мокрые ступеньки крыльца.
- Браво, браво! - все еще не покидая своего насмешливого тона, воскликнула Зоя, - и вы по-простецки, по-нашему, поступать умеете... Знаете, - помолчав немного и пристально поглядывая на меня, сказала она, - а ведь я вас совсем иною себе представляла.
- Совсем иною, серьезно! "Княжна, думаю себе, ну, значит, индюшка: напыщенная, важная, сытая..."
- Да ведь я и не голодная! - улыбнулась я.
И мы обе расхохотались...
- Что вы смотрите так? - смутилась я, заметив ее пристальный, обращенный на меня взгляд. - Я - такая дурнушка, неприятно смотреть на меня!
- Дело вкуса... По-моему, нет. У вас славное, одухотворенное личико. Умное и доброе. Что же вам нужно больше?! Но смолкнем, вон сюда идет о. Николай и его сын Игнаша. Здравствуйте, батя! Игнаша, здравствуйте! Спешите гостей принимать! - неожиданно крикнула Зоя весело и звонко, и ее голосок далеко разнесся по слободке.
- Что же это ты, бесстыдница, Наталью Николаевну на крыльце морозишь! В горенку бы провела! Ах, ты, стрекоза! Хоть три пары курсов кончай, а такой же растяпой останешься! - не то сурово, не то шутливо выговаривал о. Николай Зое, которая выросла у него на глазах.
- Не сердитесь, батюшка, я с перепугу это, - засмеялась последняя, - как увидала светскую барыню, так со страха ноги подкосились и на крыльцо бух... да так к крыльцу и прилипла! - хохотала она.
- Шалунья! Разбойница! Вот постой ты у меня! Небось, как войдешь в мой дом, я тебя образую, стрекоза ты этакая! - шутливо грозил отец Николай девушке.
Когда мы, оставив Зою с Игнашей на крыльце, вошли в крохотную приемную священнического жилья, старик сообщил мне, понизив голос:
- Жених и невеста, - кивнул он на дверь. - Давно они любят друг друга, мой Игнаша и Зоинька. Росли вместе... привыкли... На красную горку и свадьбу сыграть хотим. Да только шалая она какая-то, сами видите. Толка от нее не добьешься... все шутками да прибаутками отделывается. Я иной раз сомневаюсь даже, любит ли она меня, а ведь ребенком души не чаяла: "батя" да "батя".. Без "бати" ни шагу. С Игнашей то ласкова, то насмешлива. Слова добром иной раз не скажет, а иногда глядит не наглядится, точно он для нее дороже всего на белом свете. Уж такая уродилась, а умница и работница, хоть куда. Очень я уж люблю ее, как дочь родную! Ведь у меня на глазах выросла, отец ее диаконом здесь служил, Виктор его и заместил. Славный старик был! Да что же это я, чайку-то и не предложу! Баснями соловья не кормят, - вдруг спохватился о. Николай. - Евстигнеевна, давай-ка самоварчик нам сюда, да вареньица малинового, да булочки домашней! - крикнул он кому-то невидимому, заглянув в сени.
И почти тотчас же из сеней вынырнула толстая старая кухарка и домоправительница о. Николая. Она степенно поклонилась мне и стала накрывать стол.
- Зоинька, Игнаша, ступайте сюда, чай кушать! - снова крикнул батюшка.
Зоя без умолку болтала и трунила над неуклюжим Игнашей. Но глаза ее, помимо воли, казалось, подолгу останавливались на его лице и в них загоралось чувство неизъяснимой преданности и дружбы.
Покидая уютный домик священника, я просила его заходить к нам почаще с сыном и будущей невестой.
Когда я уже подходила к нашей усадьбе, то услышала чьи-то бегущие шаги за собою.
Я оглянулась. Это была Зоя. Она запыхалась от быстрой ходьбы, щеки ее разгорелись, глаза сверкали. Она казалась очень хорошенькой в эту минуту.
дело... Страсть почитать хочется, а у вас библиотека большая.
- Так вот вы и приходите, - улыбнулась я.
- И приду. У вашего мужа, говорят, книг-то понатаскано со всей Руси великой. Журнал издавать думаете? Занятно! Приду посмотреть, если пустите...
- Очень рада!
- Вот спасибо! И книжек дать не пожалеете?
- Добрая вы! Еще раз спасибо! Поцеловать бы вас, да смерть лизаться не люблю!
И звонко расхохотавшись совсем почти ребячьим смехом, Зоя кивнула мне головою и стремглав помчалась назад в слободку.
Я долго смотрела, как развевалась и парусила ее ситцевая юбка, как ветер играл прядями ее белокурых кос и хлестал ее по ногам. Мне она очень понравилась своей оригинальностью и заразительным весельем.