Так вот оно какое! Вот что называется счастьем, неожиданным, необъятным, могучим!
Прошло много дней с того знаменательного вечера, а я все еще не могу опомниться от счастья, не могу прийти в себя и проснуться от своего чарующего сна!
Как это случилось?.. Ни я, никто из моих не ждали этого, а, между тем, никто и не удивился событию, точно в нем не было ничего удивительного, точно так должно было быть и не могло быть иначе! Только я одна не могла свыкнуться с мыслью, не могла поверить странной действительности. Неожиданная радость, почти граничащая со страхом, заполнила меня, как бы пересоздала все мое существо на новый лад.
Я стала невестой Водова.
Это совершилось, точно во сне.
В субботу мы с tante Lise, Лили и Вивой были в опере.
Совсем неожиданно в нашу ложу вошел Водов. Из театра tante Lise пригласила его пить чай к нам. Приехали к нам и Лили с Вивой.
После ужина Вива сел за рояль и стал копировать пение оперной примадонны. Это было очень забавно.
Мы искренно смеялись. Смеялся и Водов, причем лицо его, немного суровое и холодное, делалось добродушным и милым, как у ребенка.
Я была счастлива уже тем, что он не обиделся на меня, что он приехал к нам для меня одной, может быть. И это меня радовало не мало. Щеки мои горели, глаза блестели, как никогда. Я минутами даже забывала о моем безобразии, и вся моя душа тянулась к нему, и я поминутно взглядывала на него, милого, дорогого, хорошего, бесконечно мне дорогого.
У меня было так светло и хорошо на душе в этот вечер, что невольно хотелось что-нибудь сделать для окружающих, чтобы так же хорошо было и всем.
Tante Lise расспрашивала о чем-то Лили в столовой.
Вива наигрывал что-то на рояле.
Я и Водов ходили по гостиной.
- Теперь и мы можем говорить на свободе, - улыбнулся мне Водов, не сводивший с меня во весь вечер пристального взгляда, несказанно смущавшего меня.
- Что же вы хотели сказать мне? - спросила я не совсем твердо, встречаясь с ним глазами.
- Многое, княжна, и это многое, предупреждаю, удивит вас. Помните, в последний раз я говорил вам, что мне не хватает материальной силы осуществить заветную мечту - издание того "идеального журнала" - в которую я посвятил вас, говорил о ней с вами, как с товарищем-другом, собратом по искусству, а не со светской барышней? Наталья Николаевна, - серьезно, почти строго подчеркнул он и, когда я молча сочувственно кивнула ему головою, он продолжал, - вы были так отзывчивы и чутки, что предложили мне свою помощь, выступив наравне со мной инициатором дела. Значит, вы верите в него? Верите и в меня, почти незнакомого вам человека?.. Ответьте мне, княжна, верите ли вы в меня, в мой талант, в мои силы?
Что я могла ему ответить! Я мало думала о самом журнале. Все мои мысли кружились только вокруг самого Водова. Его идея уже была мне симпатична в силу того, что он сам так увлекался ею. Как же он мог спрашивать меня, сомневаться в моей вере в него, в его талант и силы!
- Конечно, верю! - вырвалось невольно из моей груди, и лицо мое, вероятно, выражало в эту минуту столько искренней готовности быть ему полезной, что он почтительно склонился к моей руке и в первый раз в жизни я ощутила на моих пальцах поцелуй постороннего человека...
Огромное чувство радости охватило меня. Водов, между тем, продолжал свою речь, не выпуская моих пальцев из своей руки.
- Вы верите в меня и в мое дело, друг мой княжна, а я верю в ваш талант, верю в то, что автор "Сна девушки" станет некогда великим, что им будут гордиться, что он приобретет крупную литературную славу!
- Хорошо, если бы это было так! - тихо проронила я, сияя от счастья.
Водов все еще не выпускал моей руки.
- Это будет так, это должно быть так, княжна! - подхватил он. - В вас я не мог ошибиться! Слишком своеобразно, слишком ярко выразилось ваше дарование... Теперь, - задумавшись на минуту, сказал он, - послушайте, что я скажу вам. Вы девушка, и светская девушка вдобавок; вас держат, как птенчика в вате, и не дают возможности узнать истинную жизнь с ее горестями, радостями, поэзией и прозой. Вы не имеете понятия, какова она на самом деле, эта жизнь!.. Мне же стукнуло тридцать четыре года... не велики годы, как видите, но, Боже мой, сколько пережитого осталось за мною! сколько радостного и печального позади меня! сколько драмы! Да, именно жизненной драмы. Мы были очень богаты сначала, потом почти разорились. Я пережил много, пока не вышел на дорогу, пока не стал зарабатывать так удачно своим искусством; но большие заботы, печали, удары судьбы наложили на меня свою беспощадную руку и я уже не мог остаться тем свежим, жизнерадостным человеком, каким был раньше. Вы читали мой рассказ "Светоч"? Там это ясно и хорошо выражено. Оттого-то, должно быть, теперь я и не могу поступить так, как хотел бы. Хочу и не могу. Я встретил девушку, вы ее знаете хорошо, княжна, молодую, восприимчивую, сильную духом и... и очень талантливую. В ее душе есть много сродного с моею. Я хотел бы сказать ей просто от души: "Полюби меня, отогрей меня своей родственною лаской, освети меня отблеском своего молодого дарования, приди ко мне с горячим дружеским участием и предложением трудиться, работать совместно и рука об руку идти по жизненной тропе..." А что такая девушка может мне ответить на это? Как вы думаете, княжна? "Ты берешь, - скажет она, - мой талант, мои силы, а взамен не дашь мне того молодого счастья, о котором я мечтала". Так ли говорю я, Наталья Николаевна? так ли ответит мне та девушка, к которой я стремлюсь всей моей душой?
девушка, не так! Вот как она скажет вам: "Берите мой талант, если он только не продукт вашей фантазии, мое сердце, мои силы, всю мою душу, если они нужны вам для вашего дела, для вашей жизни, для вашей цели..." Она, эта девушка, нужна вам - значит, дорога... И она счастлива этим.
Я едва слушала и верила самой себе... Куда делась моя робость, моя приниженность? Новая княжна Тася высказывала новые, неведомые до сей поры ее существу мысли! Точно я выросла в эти короткие минуты, точно спала с меня ненужная, фальшивая маска, и я появилась в новом свете, улучшенная и скрашенная в моих собственных глазах.
Водов посмотрел на меня серьезным и долгим взглядом без улыбки, без слова, точно в первые видел мое безобразное лицо с длинным носом и большим ртом.
- Да, да, я гадка, я безобразна, но я чувствую, может быть, глубже и больше ваших блестящих красавиц, - в припадке внезапно нахлынувшего на меня отчаяния вскрикнула я, и слезы брызнули из моих глаз.
Тут только он очнулся.
нервным движением руки откинул со лба набежавшие пряди волос и проговорил ласково и нежно, как не говорил еще никогда со мною, - меня пугает то, что я не сумею отплатить ей, этой девушке, за все ее добрые чувства, княжна Наташа!
"Наташа!" Он меня назвал так, как никто не называл никогда в моей жизни. Это имя, принадлежащее мне, но чуждое для меня до сих пор, получило особенную прелесть в его устах. Чем-то детским, милым и далеким повеяло разом от этих звуков. Мне захотелось вдруг почему-то горячей материнской ласки и колыбельной песни, которую - увы! - мне не пришлось никогда слышать.
С влажными от слез глазами и побледневшим лицом подвинулась я к нему и прошептала чуть внятно:
- Ей ничего не надо... никакой награды. Если можно только... любите ее... любите... меня... немножко... - и я закрыла лицо руками, сгорая от стыда и муки.
- Я уже люблю вас, - услышала я так близко около себя его шепот, что у меня захватило дух от смущения и неожиданности. - Я вижу сам, что люблю вас, милая девушка...