В дороге. Аул Бестуди. Свадьба Бэллы
Мы выехали на заре... Еще задолго до восхода у ворот стояла почтовая коляска, куда Родам, Абрек и Андро переносили всевозможные узелки и тюрички с пожитками и провизией. Бабушка напутствовала на крыльце Юлико:
- Ты помни, милый, что настоящий князь должен держать себя с достоинством, - говорила она. - Веди же себя в чужом ауле, как подобает тебе по твоему происхождению.
И она перекрестила его несколько раз и поцеловала с материнскою нежностью.
- Прощайте, бабушка. - подошла я к ней.
- Прощай, - сухо кивнула она мне и протянула руку для поцелуя. - Не обижай Юлико... Веди себя прилично...
- Я уже обещала это моему отцу! - не без гордости заявила я и, еще раз повиснув на папиной шее, шепнула ему, пока он целовал меня в "свои звездочки", как называл он мои глаза в минуту особой нежности: - Слышишь? я обещала это тебе и постараюсь сдержать мое обещание.
Бэлла занесла ногу в стремя и глядела на дедушку Магомета, готовая повиноваться по одному его взгляду. Она с дедой ни за что не хотели сесть в коляску и решили сопровождать нас всю дорогу верхом. Со мной в экипаж сели Анна и Юлико. Абрек поместился на козлах вместе с ямщиком-татарином. Нарядный и изнеженный, как всегда, Юлико полулежал на пестрых подушках тахты, взятых из дому. Ему хотелось спать, и он поминутно жмурился на появляющийся из-за гор багровый диск солнца.
- Ну, храни вас Бог! - осенил отец широким крестным знамением коляску, провожая меня долгим любящим взглядом...
Лошади тронулись...
Горы и скалы, пастбища и поля, засеянные кукурузой, замелькали перед нами. Мы ехали по долине Куры и любовались ее плавным течением. Изредка на пути попадались нам развалины крепости и замков.
К вечеру мы остановились переменить лошадей и отдохнуть в духане, прежде чем вступить за черту в горы. Духан стоял у подошвы горы, весь почти скрытый под навесом исполинской скалы... Хозяин духана, старый армянин, принял нас как важных путешественников и гостеприимно открыл нам двери духана. Нам отвели самую лучшую комнату с громадным бухаром1, в котором жарился на угольках ароматичный кусок баранины. Вкусный шашлык2, соленый квели3, легкое грузинское вино, заедаемое лавашами4 - все было вмиг уничтожено проголодавшимися желудками.
- Ночь мы проведем в горах, - заявил деда Магомет, чем привел меня в неописуемый восторг.
- А там нет разбойников? - тревожно спросил задремавший было у камина княжич.
- Душманы5
Я же, помня обещание, данное отцу, старалась ничем не дразнить трусливого мальчика.
На свежих горных лошадках мы бойко въехали в горы. Я удивлялась только выносливости коней деды и Бэллы, которые неустанно ступали под ними своей быстрой иноходью. Мне хотелось спать, но картина горной ночи была до того заманчиво-прекрасна, что я глядела на нее, не отрываясь и забывая о сне. Палевый диск месяца обливал горы бледно-золотистым дрожащим светом. Внизу бежали потоки, шумя и волнуясь, точно спеша на званый праздник... По краям дороги зияли пропасти, страшные и непроницаемые... Часто-часто среди ночной тишины обрывался камень от уступа и падал с оглушительным стоном в жадные объятия бездны... Юлико вздрагивал от страха и с испугом открывал слипшиеся глаза... Он пугался шума горных потоков и поминутно вскрикивал при падении небольших обвалов и хватал то меня, то Анну за руку.
Между тем мы поднимались все выше и выше в горы, теперь уже вдоль течения быстрой Арагвы. Миновав ее, мы начали углубляться в страну горцев.
Я уснула, убаюканная мирным позвякиванием наших бубенчиков, в первый раз чувствуя себя свободной от нравоучений и поминутных выговоров бабушки...
Проснулась я во время остановки у нового духана. Подле меня спала Бэлла. Нимало не уставшая от проведенной в седле ночи, она села в коляску по настоянию деды. Княжич Юлико прикорнул белокурой головкою к плечу старой Анны и также спал.
А солнце уже поднялось высоко и озолотило скаты гор, покрытые зеленью и лесом...
Мы ехали теперь по узкой тропинке на самом краю Ущелья. Я взглянула вниз, свесившись через край коляски, и тотчас же зажмурила глаза, испугавшись зияющей пасти черной бездны.
- Деда! - тихонько окликнула я старика, ехавшего за нами и ведшего на поводу коня Бэллы, - скоро Бестуди?
Он тихо засмеялся в ответ:
- Скоро захотела, торопиться некуда - успеем!
- Возьми меня на седло, деда! - попросила я, и старик, любивший меня, пожалуй, не меньше своей Бэллы, протянул свои сильные руки и, перебросив меня через кузов коляски, опустил на седло Бэллиной лошади.
- Берегись, джаным, предайся воле коня и сиди спокойно, - сказал он, красноречиво косясь на пропасть.
- Я не боюсь! - не без тайной гордости воскликнула я.
И действительно, я больше не ощущала страха.
Целый день ехала я по краю горной стремнины, точно вросшая в седло моего коня... Иногда я понукала его легким движением каблучка и ужасно радовалась, когда дед Магомет оглядывался назад и обнимал всю мою маленькую фигурку ободряющим и в то же время любующимся взглядом.
Вдруг я заметила горного тура, выбежавшего на самый край пропасти.
- Ах, - успела только крикнуть я, - смотрите!
Но тур повел своими круглыми глазами и, увидя приближающуюся кучку людей, скрылся за уступом.
Нам попадались навстречу целые стада серн, прелестных и грациозных, с умными глазами и гибкими членами. Они разбегались при нашем приближении, пугливые и дикие, с ветвистыми рогами.
Я первая заметила его белеющие сакли и радостно закричала приветствие, подхваченное горным эхом и разбудившее все еще сонного Юлико.
Еще немного - и миновав Беджит с его большими и богатыми саклями и высокою мечетью6, мы выехали в лесистую долину и стали снова подниматься к аулу Бестуди, прилепившемуся своими саклями к горным склонам.
Вот полуразвалившиеся бойницы крепости, вот кривая улица, ведущая к дому деда... По ней двенадцать лет тому назад русский воин и князь увозил, пользуясь покровом ночи, неоцененную добычу - красавицу-горянку.
Я вспомнила этот аул при первом же взгляде, несмотря на то, что была здесь очень маленькой девочкой.
Нас встретил старый наиб7, весь затканный серебром, с дорогим оружием у пояса. Наиб приветствовал деда с благополучным возвращением.
- Моя внучка - княжна Джаваха-оглы-Джамата, - представил он меня наибу.
- Приветствую дочь русского бека8 в моем ауле, - величаво и торжественно произнес старик.
- Это отец моего жениха, - успела мне шепнуть Бэлла. - Он тоже бек, наиб нашего аула. Он важный ага... А я буду женою его сына, - не без гордости произнесла она.
- И тоже будешь тогда важная! - засмеялась я.
- Глупая джанночка! - расхохоталась Бэлла. - А вот и наша сакля9. Помнишь?
Коляска остановилась у большой сакли деда, приютившейся на самом краю аула, под навесом скалы, созданным самой природой, словно позаботившейся об охранении ее плоской кровли от горных дождей.
- Вот мое царство! - и с этими словами Бэлла ввела нас под свою кровлю.
В первой комнате, устланной коврами и увешанной по стенам оружием, стояли низенькие тахты и лежали на коврах подушки. Комната эта называлась "кунацкой". Здесь деда принимал гостей, здесь пировали лезгины своего и чужих аулов.
Комнатка Бэллы, маленькая, уютная, с ходом на кровлю, была тоже сплошь устлана коврами. Юлико рассматривал всю обстановку сакли любопытными глазами. Он даже на минуту оживился от своей сонливости и, войдя на кровлю, свесившуюся над бездной и охраняемую горной скалою, сказал:
- Здесь точно в сказке! Я вам завидую, Бэлла!
Между тем со всего аула бежали маленькие горяне и горянки к сакле Хаджи-Магомета. Они с нескрываемым любопытством горных зверьков оглядывали нас, трогали наше платье и, бесцеремонно указывая на нас пальцами, твердили на своем наречии:
- Не хорошо... Смешные...
Им странным казались наши скромные, по их мнению, одежды без серебряных украшений и позументов. Даже бархатная курточка Юлико не производила на них никакого впечатления в сравнении с их пестрыми атласными бешметами.
- Глупые маленькие дикари! - обидчиво произнес Юлико, когда Бэлла перевела нам наивный лепет юного татарского населения. А они, раскрыв свои черные газельи глазки, лепетали что-то оживленно и скоро, удивляясь, чему сердится этот смешной, беленький мальчик.
Вечером я заснула на открытом воздухе, на плоской кровле, где хорошенькая Бэлла сушила виноград и дыни...
Уже горы окунулись во мрак ночи, уже мулла прокричал свою вечернюю молитву с крыши минарета10, когда прямо на мою низенькую, почти в уровень с полом постель прыгнул кто-то с ловкостью горной газели.
- Спишь, радость? - услышала я шепот моей шалуньи-тетки.
- Нет еще! а что?
- Хочешь, покажу моего жениха, молодого князя? Он у отца в кунацкой... Иди за мной.
И, не дожидаясь моего ответа, Бэлла, ловкая и быстрая, как кошка, стала спускаться по крутой лестнице. Через минуту мы уже прильнули к окну кунацкой... Там было много народу, все седые большею частью, важные лезгины. Был тут и старый бек - наиб аула, встретивший нас по приезде. Между всеми этими старыми, убеленными мудрыми сединами людьми, ярко выделялся стройный и тоненький, совсем юный, почти ребенок, джигит.
- Это и есть мой Израил! - шепнула мне Бэлла.
- Красивый мальчик! - убежденно заметила я. - Зачем они собрались, Бэлла?
- Тсс! Тише, глупенькая... Услышат - беда будет. Сегодня один с отцом вносят моему отцу калым11.. Сегодня калым, через три дня свадьба... Продали Бэллу... "Прощай, свобода!" - скажет Бэлла... - грустно заключила оба.
- А разве ты не хочешь выйти за Израила? - заинтересовалась я.
- Страшно, джаным: у Израила мать есть, сестра есть... и еще сестра... много сестер... На всех угодить надо... Страшно... А, да что уж, - неожиданно прибавила она и вдруг залилась раскатистым смехом, - свадьба будет, новый бешмет будет, барана зажарят, палить будут, джигитовка... Славно! И все для Бэллы!.. Ну, айда, бежим, а то заметят! - и мы с гиканьем и смехом отпрянули от окна и бросились к себе, разбудив по дороге заворчавшую Анну и Юлико.
Через три дня была свадьба...
Она с утра сидела в сакле на своей половине, где старая лезгинка, ее дальняя родственница, убирала и плела ее волосы в сотни тоненьких косичек. Набралось сюда немало лезгинских девушек - поглазеть на невесту. Тут была стройная и пугливая, как серна, Еме и Зара с недобрым восточным лицом, завидовавшая участи Бэллы и розовая Салемо с кошачьими ухватками и многие другие.
- Нина, светик, яхонтовая... - шептала она по временам и быстро, быстро и часто целовала меня в глаза, лоб и щеки.
Она волновалась... В белом, шитом серебром бешмете в жемчужной шапочке, с длинной, мастерски затканной чадрой, с массою ожерелий и запястий, которые поминутно позвякивали на ее твердой и тонкой смуглой шейке, Бэлла казалась красавицей.
Я не могла не сказать ей этого.
- У-у, глупенькая, - снова услышала я ее серебристый смех, - что говорить-то, сама душечка! У-у, газельи глазки, розаны-губки, зубы-жемчужины! - истинно восточными комплиментами наградила она меня.
Потом вдруг оборвала смех и тихо шепнула: "пора".
Еме подала ей бубен... Она встала, повела глазами, блестящими и тоскливыми в одно и то же время, и вдруг, внезапно сорвавшись с места и ударяя в бубен, понеслась по ковру в безумной и упоительной родимой пляске.
Бубен звенел и стонал под ударами ее смуглой хорошенькой ручки. Стройная ножка скользила по ковру... Она вскрикивала по временам быстро и односложно, сверкая при этом черными и глубокими, как горная стремнина, глазами. Потом закружилась, как волчок, в ускоренном темпе лезгинки, окруженная, точно облаком, развевающеюся белою чадрою.
Салеме, Еме, Зара и другие девушки ударяли в такт в ладоши и притоптывали каблуками.
Потом плясали они. Наконец, очередь пришла на меня. Мне было совестно выступать на суд этих диких, ничем не стесняющихся дочерей аула, но не плясать на свадьбе - значило обидеть невесту и, скрепя сердце, я решилась. Я видела, как во сне, усмехающееся недоброе лицо Зары и поощрительно улыбающиеся глазки Бэллы, слышала громкие возгласы одобрения, звон бубна, веселый крик, песни... Я кружилась все быстрее и быстрее, как птица летая по устланному коврами полу сакли, звеня бубном, переданным мне Бэллой, и разбросав по плечам черные кудри, хлеставшие мое лицо, щеки, шею...
- Якши!12 Нина молодец! Хорошо, девочка! Ай да урус! ай да дочь русского бека! - услышала я голос моего деда, появившегося во время моей пляски на пороге сакли вместе с важнейшими гостями.
- Якши, внучка! - еще раз улыбнулся он и протянул руки.
Я со смехом бросилась к нему и скрыла лицо на его груди... И старые, строгие ценители лезгинки, сами мастерски ее танцующие черкесы, хвалили меня.
Между тем Бэлла, которая не могла, по обычаю племени, показываться в день свадьбы гостям, набросила на лицо чадру и скрылась за занавеской.
Из кунацкой доносились плачущие звуки зурны13 и чиунгури. Дед Магомет и бек-наиб позвали всех в кунацкую, где юноша-сазандар14, с робкими мечтательными глазами настраивал зурну.
Я и Юлико последовали туда за взрослыми.
- Как вы хорошо плясали, Нина; куда лучше всех этих девушек, - шепнул мне восторженно мой двоюродный брат. - Я бы хотел научиться плясать так же.
"Куда тебе, с твоими кривыми ногами!" - хотелось крикнуть мне, но, вспомня обещание, данное мною отцу, я сдержалась.
Лезгины расселись по тахтам и подушкам. Слуги поставили между ними дымящиеся куски баранины, распространяющие вкусный аромат, блюда с пряными сладостями, кувшины с душистым щербетом15 и с какою-то переливающеюся янтарною влагою, которую они пили, вспоминая Аллаха.
Девушки одна за другою выходили на середину и с пылающими лицами и блестящими глазами отплясывали лезгинку. К ним присоединялись юноши-лезгины, стараясь превзойти друг друга в искусстве танцев. Только юный бек Израил, жених Бэллы, сидел задумчивый между дедом Магометом и своим отцом наибом. Мне было почему-то жаль молоденького бека, жаль и Бэллу, связанных навеки друг с другом по желанию старших, и я искренно пожелала им счастья...
Лезгинка кончилась, и выступил сазандар со своей чиунгури16.
Он тихо провел рукой по струнам своего инструмента, и запели струны, которым вторил молодой и сочный голос сазандара.
Он пел о недавнем прошлом, о могучем черном орле, побежденном белыми соколами, о кровавых войнах и грозных подвигах лихих джигитов... Мне казалось, что я слышала и вой пушек и ружейные выстрелы в сильных звуках чиунгури... Потом эти звуки заговорили иное... Струны запели о белом пленнике и любви к нему джигитской девушки. Тут была целая поэма с соловьиными трелями и розовым ароматом...
И седые, важные лезгины, престарелые наибы соседних аулов, и гордые беки слушали, затаив дыхание, смуглого сазандара...
Он кончил, и в его ветхую папаху, встретившую не одну непогоду под открытым небом, посыпались червонцы.
Между тем наступал вечер. Запад заалел нежным заревом. Солнце пряталось в горы...
взволнованный, но старавшийся не показывать своего волнения перед гостями, пошел на половину Бэллы. Я, Юлико и девушки - подруг невесты последовали за ним.
Там он трогательно простился с дочерью. В первый раз я увидела слезы в глазах хорошенькой Бэллы.
- Да будет благословенье Аллаха над моей голубкой, - тихим, растроганным голосом произнес старик и положил руку на черную головку молодой девушки, припав шей на его грудь.
Потом мы провожали Бэллу, усадили ее в крытую арбу, всю закутанную от любопытных глаз непроницаемой чадрою. В один миг ее окружили полсотни всадников из лучших джигитов аула Бестуди.
- Прощай, Нина, прощай, миленькая джаным, прощай, бирюзовая! - успела она шепнуть мне и наскоро прижалась мокрой от слез щекой к моему лицу.
Вот она дальше, дальше эта тяжелая, скрипучая арба, окруженная гарцующими горцами. Вот еще раз мелькнула своим белым полотняным верхом и исчезла за горным утесом...
Мы вернулись в саклю. Пустой и неуютной показалась мне она по отъезде Бэллы.
- Да... да... - поймав мой тоскующий взор, произнес загрустивший, как-то разом осунувшийся дедушка, - двенадцати лет не минуло, как одна дочь упорхнула, а теперь опять, другая... Обе важные, обе княгини, обе в золоте и довольстве... А что толку? Что мне осталось?
- Я тебе осталась, дедушка Магомет. Я, твоя Нина, осталась тебе! - пылко вырвалось у меня, и я обвила сильную шею старика моими слабыми, детскими руками.
жесткую руку, прошептал умиленно:
- Спасибо тебе, малютка. Храни тебя Аллах за это, белая птичка из садов рая!
______________
1 Камин.
2 Восточное кушанье из баранины.
4 Лепешки, заменяющие хлеб.
5 Горные разбойники.
6 Мусульманский храм.
7 Старшина селения.
9 Домик горцев.
10 Башня на мечети.
11 Выкуп. По обычаю горцев, жених дает деньги за невесту.
12 Хорошо.
14 Странствующий певец.
15 Лакомство на Востоке.
16 Род гитары.