Страстная неделя. Заутреня. Шелковый мячик
Наступила страстная неделя, на которой говели три старшие класса. Во время нее мы ходили особенно тщательно причесанные, говорили шепотом, стараясь не ссориться и не "задирать друг друга".
Отец Филимон часто заходил к нам в класс и вел с нами "духовные беседы". Уроков не было, и мы бродили по всему обширному зданию института с божественными книгами в руках. В "певчей" комнате под регентством Анны Вольской разучивались пасхальные тропари.
В воздухе, вместе со звоном колоколов и запахом постного масла, чувствовалось уже легкое и чистое веяние весны.
Краснушка, получившая письмо от отца, где тот сообщал дочери о назначенном ему, по личному приказу Государя, крупном пособии, ходила как помешанная от счастья и вся словно светилась каким-то радостным светом.
- Пойми, Люда, - восторженно повторяла она, - ведь это Он, сам Он сделал! Господи, за что мне такое счастье?
- За то, что ты прелесть, - хотелось сказать ей, этой милой, восторженной девочке, - за то, что душа у тебя чистая как кристалл и что вся ты неподкупная, своеобразная, как никто!
В страстную пятницу мы исповедовались у отца Филимона.
Как ни добр и кроток был наш милый батюшка, мы все-таки шли к нему на исповедь с замиранием сердца.
За зелеными ширмочками на правом клиросе поставили аналой с крестом и Евангелием. Мы чувствовали, что там присутствовало что-то таинственное и великое, и нас охватывал религиозный трепет и заполнял собою сильно бьющиеся сердца девочек.
В ту минуту, когда я готовилась вслед за Марусей подойти к Царским вратам, где мы ждали нашей очереди, последняя взволнованно зашептала, оглядываясь кругом:
- Где Зот? Где Зот, ради Бога! Я виновата перед ней! Уйти нельзя, - скоро моя очередь. Позови ее, Люда!
- Зот! Зот! Сюда! Скорее! - позвала я.
Зот, недоумевающая и встревоженная, подошла к нам.
- Ради Бога, Раиса, - прошептала Краснушка, не поднимаясь с колен, - прости меня... Я тебя во вторник за завтраком назвала дурой... Ты не слышала, а я назвала... со злости... Прости, облегчи мою душу.
В другое время обиженная девочка вспыхнула бы как порох, но теперь это было неуместно. И Зот облегчила душу Маруси, простив ей.
Они пожали друг другу руки (целоваться в церкви не допускалось), и Краснушка с просветленным лицом вступила за ширмочки.
Мы выпросили позволения у начальницы причащаться в самую заутреню.
Это было из ряда вон выдающееся событие.
Старшеклассницы, одетые в новые форменные платья и тонкие батистовые переднички, свеженькие и невинные, как лесные ландыши весною, одна за другою, смиренно сложив на груди крестообразно руки, подходили к Святой чаше, под пение пасхального тропаря. Потом нас окружило начальство, учителя... Мы христосовались с классными дамами, друг с другом, глядя на всех просветленными, добрыми, радостными глазами. Жизнь казалась нам светлою и прекрасною в эту минуту, как сладкий сон юности... А с клироса наши певчие, между которыми особенно красиво выделялся вполне сформированный голос Вольской, пели радостное, ликующее и звонкое "Христос Воскресе!".
Я и Краснушка стояли против учителя, озадаченного нашим внезапным появлением и приветом, и восторженно ему улыбались.
Краснушка держала в руке прелестный голубой мячик, сделанный из шелка. Эти мячики заготовлялись у нас в громадном количестве к празднику Пасхи. Их подносили всем: начальнице, классным дамам, учителям и младшим, "бегавшим" за нами. Краснушка сделала голубой мячик Терпимову, я розовый - Козелло.
От мячика Маруси пахло какими-то очень сильными, бившими по носу духами, напоминавшими не то помаду, не то розовое масло. На лице девочки играла смущенная радостная улыбка.
Терпимов взял мячик, с внезапно вспыхнувшим румянцем наклонился к Марусе и, прежде чем опомнилась девочка, поцеловал ее дрожащие пальчики.
- Я возвращаю вам ваш поцелуй, mademoiselle Запольская, который я не заслужил тогда! - сказал он тихим, взволнованным голосом.
Маруся загорелась вся как зарево, быстро присела чуть ли не до полу, и, схватив меня за руку, смешалась с толпою институток...
- Счастливица, - узнав о случае на паперти, говорили наши, - учитель ей руку поцеловал!.. Настоящий взрослый поцеловал, а не юнкер Michel! И не Котя Мухин!
- Ах, если бы мне так же! - мечтательно произнесла Иванова.
- Ну куда тебе, душка! Вон у тебя и клякса чернильная на ладони! - серьезно произнесла Белка. - Такие руки не целуют... уверяю тебя!
- Mesdam'очки, разговляться! Разговляться к Маman, - послышались радостные голоса.
В квартире начальницы разговлялись только выпускные и "пепиньерки", остальные же классы - в столовой.
У Maman, в ее большой, красивой приемной расставили накрытые пасхальными яствами столы между громадными пальмами и фикусами, доставленными на этот торжественный день из придворных теплиц.
Девочки сидели вперемежку с начальством и учителями.
Между мною и Краснушкой сидел Козелло, и мы наперерыв угощали его.
- Приходите, непременно приходите завтра на праздник! - молила Краснушка нашего молчаливого кавалера.
- Если успею, приду... В первый день Пасхи и отдохнуть не грешно бы.
- Так ведь это и будет отдых! Удовольствий-то, подумайте только: живые картины - раз, декламация - два, русский танец... тарантелла! Сколько всего разом! Мы целую зиму танцы готовили... А какую сцену в зале устроили, прелесть!..
по себе... Завтрашний праздник, ежегодно даваемый по традициям института и ожидаемый ими чуть ли не полгода, представлялся им радостным, исключительно интересным событием.