К Августейшей Хозяйке
Это был чудесный, радостный сон, которого я никогда не забуду!
Словно заговоренные подъехали мы к зданию Зимнего дворца, у подъезда которого два величественных дворцовых гренадера держали караул.
Дежурный офицер, встретивший нас в вестибюле, небрежно кивнув на наш реверанс, торопливо шепнул:
- Depechez vous, mesdemoiselles (поторопитесь), все уже в сборе.
На площадке лестницы он передал нас второму офицеру, который и ввел нас в приемный зал, где уже ждали, собравшись вокруг своих начальниц, институтки Смольного, Екатерининского, Николаевского и Патриотического институтов и воспитанницы прочих учебных заведений, находившихся под ведомством Императрицы Марии.
Громадный белый, залитый золотом солнца и золотом убранства, роскошный зал поразил меня своим великолепием. Мои ноги скользили по гладко отполированному мозаичному полу, глаза невольно обращались к исполинским гобеленам, покрывавшим стены залы, и буквально разбегались во все стороны при виде всего этого золота, бронзы и хрусталя.
К нам подошел наш попечитель, седой почтенный генерал, и, машинально обдернув на мне пелеринку, сказал шепотом по-французски:
- Не забудьте прибавлять к каждой фразе: Ваше Императорское Величество.
Я заметила, что рука, оправлявшая мою пелеринку, дрожала. И этот трепет передался мне.
- Анна, - шепнула я на ухо моей соседке Вольской, - не правда ли, точно во сне?
- Ах, Люда, - услышала я восторженный ответ обыкновенно спокойной Вольской, - это сказка, дивная, чарующая...
Действительно, это была сказка... Более сотни девушек, перенесенных словно по волшебству в этот роскошный белый зал, не спускали жадных, напряженных глаз с двери, из которой должна была появиться Государыня.
И вдруг легкий, едва уловимый шелест пронесся по зале... Словно ветер зашелестел древесными листьями. Все присутствующие низко склонили головы... Девочки присели чуть не до полу, и из сотни грудей вырвался один дружный возглас: "Nous avons l'honneur de saluer Votre Majeste Imperiale" (имеем честь приветствовать Ваше Императорское Величество).
Когда мы подняли головы, то увидели двух дам, которые стояли у стола, покрытого красным сукном, с разложенными на нем наградами. Одна из них, вся в белом, обшитом дорогими кружевами платье, была полная, высокая и седая дама... Другая...
Нет, кто сам близко не видел Императрицы, тот никогда не поймет всей прелести ее глубоких карих, необъяснимо выразительных, полных очарования глаз. Глядя в эти прекрасные, как звезды, ясные глаза, на эту молодую, гибкую, как у девушки, фигуру, охваченную белым, совершенно простым платьем, на эти улыбающиеся приветливо губы, хотелось благословлять и любить целый мир ради одного этого чарующего взгляда.
Седая дама, оказавшаяся фрейлиной, передала взятый со стола лист бумаги министру народного просвещения, и тот начал вызывать по фамилии воспитанниц.
Мне казалось, что я не доживу до моей очереди. Вот последняя из смолянок получила награду и отошла от стола. Вот потянулись екатерининки... Вот двинулась шеренга Патриотического института. За ними наша очередь...
- Людмила Влассовская! - прозвучал знакомый голос министра, и я, еле живая от волнения, отделилась от группы "своих". Я смотрела и не видела ни белых фигур девочек, стоявших шпалерами вдоль стен зала, ни толпы придворных в залитых золотом мундирах, сгруппировавшихся у дверей, ни старичка министра, ободряюще кивавшего мне головою, и только видела одни карие прекрасные глаза, сиявшие мне призывом из-под тонкой дуги соболиных бровей...
С каждым моим шагом уменьшалось пространство, отделявшее меня от Императрицы, - и вот... я перед нею... Глаза уже близко... глаза уже тут... передо мною. Они сияют мне, эти темные звезды, одной только мне в данную минуту. Она берет из рук фрейлины золотую медаль и передает ее мне. Я машинально принимаю награду и все гляжу, гляжу не отрываясь, восторженным взором в лицо Императрицы... Ее рука протягивается ко мне, я склоняюсь к ее белым пальчикам и как святыню подношу их к моим трепещущим губам...
Не объяснимый словами восторг охватывает всю мою душу... Мне хочется упасть на колени, к ее ногам, целовать подол ее платья и, рыдая, кричать о моей безграничной, громадной любви к ней...
Мне кажется, вот-вот сердце мое разорвется сейчас в груди, не имея возможности вынести эту страшную бурю восторга!..
Но я только делаю условный, глубокий реверанс и отхожу от стола, уступая место следующей счастливице...
По окончании раздачи наград нас отвели в соседние апартаменты, где уже лакеи, в парадных кафтанах, разносили подносы с тартинками, шоколадом и конфектами. Долго и молчаливо сдерживаемый восторг вылился наконец наружу: институтки, молчавшие все время, разом заговорили, и все в один голос - об одном и том же: о доброте Государыни и ее прекрасных глазах! Аудиенция кончилась. Императрица была уже далеко во внутренних покоях, и ничто не мешало выражению нашего бурного восторга. И вдруг, в самый разгар его, в зале появился стройный мальчик лет тринадцати в сопровождении англичанина-воспитателя. На нем была белая курточка-матроска, лицо улыбалось милой, лукаво-приветливой улыбкой, все пальцы были перепачканы чернильными пятнами. Очевидно, мальчик прибежал прямо с урока из классной.
- Великий князь! - пронеслось жужжание по зале.
И девочки низко присели перед младшим сыном Государя.
Великий князь живо перезнакомился с институтками, весело расспрашивал их обо всем, набивал их карманы печеньем и конфектами, прося не церемониться и кушать побольше, и вообще держал себя с обворожительною простотою.
- Как жаль, что Великие княжны в Гатчине сегодня, - произнес его звонкий голосок, - они были бы так довольны видеть вас всех!