Бегство
Бэлла сказала правду. Через три дня, когда Израил сидел уже, обложенный подушками, на своей низкой тахте, в саклю вошел мулла в сопровождении Хаджи-Магомета и старого наиба.
- Сын мой, - сказал важно наиб, - мы пришли спросить тебя в последний раз, хочешь ли ты взять Эйше в жены?
Они говорили по-лезгински, но Бэлла, забившаяся в темный угол сакли, передала мне потом весь разговор ее мужа с отцом и муллой.
- Я слишком еще слаб, отец, - тихо отвечал Израил, - чтобы говорить с тобой, отложи твое дело до следующего раза!
- Не отнекивайся немощью, Израил! Только женщины и дети предаются болезням, - сурово отвечал ему старый наиб. - Ты джигит, а джигит должен быть выносливым и сильным, несмотря на недуг. Ты знаешь мое желание, мой сын: ты войдешь в мое поместье не иначе, как за руку с новой женой, Эйше!
Израил встрепенулся. Бледное лицо его вспыхнуло горячим румянцем.
- Ты знаешь мое решение, отец, - сказал он твердо. - Я говорил тебе его не раз, повторю еще, если надо: Израил имеет уже одну жену и не хочет иной жены, кроме Бэллы!
- Помни же, сын, что если твое решение не изменится, то ни одного коня из моих табунов, ни одной овцы из моего стада, ни одного червонца от моих богатств не получишь ты от меня... - разом вспылил наиб. - Одумайся, Израил, пока еще не поздно! Все равно я не допущу тебя оставаться с Бэллой и вырву тебя силой из ее рук!
И разгневанный наиб вышел из кунацкой вместе с муллой, который во все время разговора не переставал метать на меня пронизывающие, злые взгляды.
Хаджи-Магомет приблизился к больному.
- Кунак Израил, - сказал он тихо, - благословение Аллаха да будет над тобой за мою Бэллу!
И он подал ему свою смуглую, твердую руку, которую молодой горец почтительно пожал.
С этой минуты наш побег был окончательно решен в следующую же ночь.
Весь день мы просидели с Бэллой около больного, который чувствовал себя много лучше уже от одной мысли о скором спасении. Я не переставала давать ему крепкое вино и другие подкрепляющие силы средства.
С трудом мы дождались ночи. Я никогда не забуду ее. Уже с вечера слышались громовые раскаты, предвещающие грозу, но она должна была, по нашим предположениям, разразиться не раньше утра. Черные тучи со всех сторон обложили небо. Орлы и коршуны с пронзительными криками носились над уступами гор. Вечер давно наступил, а луна еще не показывалась. Черная мгла окутала Бестуди и соседние с ним горы. Эта мгла не позволяла различать предметы в двух шагах расстояния от себя.
Старый Хаджи ушел к мулле для совершения предпраздничного намаза. На следующий день мусульмане должны были праздновать один из постов Магомета, и старейшие горцы селения отправились в мечеть для ночной молитвы.
Кривые улицы аула мирно спали. Кое-где только слышался плач ребенка да с минарета неслись слова молитвы, возвещающие правоверным начало предпраздничной службы.
Я и Израил чутко прислушивались к ним в ожидании Бэллы. Мое сердце било тревогу за моих новых друзей. В сакле было темно. Мы умышленно в ней не зажигали огня в эту ночь.
- Вот она, - шепотом произнес Израил и протянул вперед руки.
- Ради Аллаха, тише... Лошади ждут на дворе... Идем, Израил...
Мы обе помогли ему подняться и, взяв его под руки, вывели на двор. Он шел тяжело, опираясь на нас, слабый, почти бессильный, как ребенок.
- Еще... еще немного - и мы у цели... - ободряла я его тихо.
В ту минуту, как Израил занес уже ногу в стремя, поданное ему Бэллой, я заметила знакомую высокую фигуру девушки, отделившуюся от стены сакли и быстро скользнувшую за уступ горы.
"Это Эйше! - мелькнуло в моих мыслях. - Она подглядывает за нами, чтобы выдать нас с головой!"
Боясь испугать моих друзей, я ничего не сказала им о появлении Эйше и только молила их торопиться...
Слава Богу, Израил был в седле. Мы обмотали его стан шелковым поясом Бэллы и привязали концы к луке седла, также и руки его мы обернули поводьями, чтобы он не выпустил их в минуту слабости, и, вскочив на двух других лошадей, подаренных молодому беку его матерью, тихонько выехали со двора.
Я оглянулась не без тревоги назад. Белая фигура рельефно выделялась среди ночного мрака у стены сакли. Теперь сомнений уже быть не могло: это была она - Эйше.
Едва мы достигли склона горы, спускающегося вниз по уступам в ущелье, как позади нас раздались отчаянные крики женского голоса.
- Это Эйше, я узнаю ее!.. Нас хватились!.. - вскричала Бэлла. - За нами будет сейчас погоня!.. Положитесь на скорость коня, и айда! Скорее!..
И резким, почти незнакомым мне голосом Бэлла крикнула что-то по-татарски и понеслась вперед, схватив за повод коня Израила.
Я помчалась за ними, стиснув каблуками крутые бока горной лошадки, предназначенной мне Бэллой. Умное животное не требовало понукания. Оно неслось, не отставая ни на шаг, вслед за конями моих друзей.
Это была бешеная скачка, которой я не предвидела конца... Я не могу понять, как мы не сверзились в бездну все трое, потому что черная мгла ночи мешала нам видеть, что было впереди нас. Зато позади - мы знали это отлично - собиралась погоня... Внезапно мертвая тишина горной ночи нарушилась выстрелами из винтовок и топаньем копыт нескольких десятков коней. Замелькали огни фонарей, казавшихся хищными, страшными глазами шакалов. Вот она уже близко, страшная погоня... Я не могла различить во мраке, велика ли была толпа всадников, следовавшая за нами, но шум голосов и выстрелы, раздававшиеся поминутно, говорили за то, что Эйше не теряла времени даром и созвала чуть ли не всех джигитов аула Бестуди, чтобы преследовать нас.
- Нас настигают, мы погибли! - произнес полный отчаяния голос Израила. - О, проклятье шайтану, поразившему меня болезнью!.. Я слаб, как дитя, и не могу с кинжалом в руках защищать вас, женщин!
- Я убеждена, Израил, что ваши одноплеменники не причинят вам зла! - попробовала я успокоить его.
- О, ты не знаешь их, госпожа! - подхватил с возрастающим волнением молодой бек. - Что прикажет мулла, то они и сделают с нами. А мулла никогда не простит мне, что я не пожелал иметь женой его внучку Эйше.
- А ваш отец, наиб? - перебила я бека. - Разве он не заступится за вас?
- Отец! - произнес он с горечью. - Разве ты не слышала, госпожа, что сказал отец? Он отрекся от Израила с той минуты, как Израил отказался повиноваться требованию муллы!
Погоня между тем все приближалась и приближалась. Я уже могла различать ржанье коней и отдельные голоса преследовавших нас всадников. Мы неслись теперь как вихрь мимо поместья наиба, где несколько лет тому назад молоденькая княжна Бэлла наслаждалась безмятежным счастьем. В доме наиба еще не спали. В окнах горели огни. Должно быть, жена и дочери бека ожидали возвращения их повелителя из мечети.
- Быть может, ваша мать, Израил, на время укроет вас от погони? - высказала я вслух пришедшую мне разом в голову мысль.
Мы замолкли, подавленные безысходностью положения, и только скакали все вперед и вперед... Через минуту поместье наиба, лежавшее в долине, осталось далеко позади нас, и мы снова стали подниматься на горную кручу.
Голоса погони мало-помалу стали стихать. Очевидно, преследующие потеряли нас из виду, сбившись с тропинки. Копыта наших лошадей были предусмотрительно обмотаны паклей, и вследствие этого путь наш совершался бесшумно.
- Слава Богу, мы спасены! - хотела я было уже сказать, как вдруг громкое ржание послышалось навстречу нам из-за утеса и черный силуэт коня и всадника преградил мне дорогу.
Я вскрикнула от неожиданности и страха, но в ту же минуту знакомый голос произнес над моей головой:
- Не бойся, госпожа, это я, Хаджи-Магомет.
- Бэлла! Бэлла! - вырвалось у меня радостным криком. - Твой отец здесь, с нами!
Она быстро повернулась в седле, и я услышала ее восторженно-радостный шепот, говоривший что-то по-татарски.
Должно быть, крепко любил старый Хаджи свою Бэллу.
Потом он внезапно пришпорил коня и, обернувшись к нам, произнес быстро:
- Спасайтесь, дети, погоня близко... я слышу, она уже настигает нас.
Действительно, погоня, отставшая было на время, снова появилась из-за ближайшего утеса, наперерез нашему пути.
И умные животные, казалось, понимали это; они несли нас быстрее ветра, не ослабляя, не прекращая ни на минуту бешеной скачки.
Я ясно слышала близко-близко от нас голос наиба, кричавшего нам что-то.
Но как бы в ответ на его слова мы пронеслись мимо него с быстротой вихря... Джигиты с гиканьем и криками помчались за нами... Я ударила лошадь нагайкой, чтобы не отставать от Хаджи-Магомета, скакавшего впереди меня.
Еще минута - и быстрые горные лошадки вынесут нас как на крыльях далеко от преследователей... Но вдруг что-то неожиданно загрохотало где-то очень близко от меня, мой конь споткнулся сначала, потом осел как-то странно на задние ноги и со всего размаху грохнулся на землю, увлекая меня за собой.
Удар от падения ошеломил меня, но не лишил сознания. Я почувствовала адскую боль в виске, и что-то липкое и теплое заструилось по моему лицу. И в тот же миг, освещая меня ручным фонарем, надо мной склонился усатый джигит с бронзовым от загара лицом.
Он что-то сказал, обращаясь к другому, по-татарски, чего я, конечно, не могла понять. Потом предо мной вырос другой горец, такой же усатый и черный. Они подняли меня с земли и посадили на лошадь, крепко привязав к седлу поводами. Это было совершенно лишнее, так как я и не думала о бегстве... Голова моя точно разламывалась от боли, в ушах звенело... Я едва держалась в седле от усталости и слабости, охватившей меня.