-- Как вы смели идти против класса?
-- Да, как вы смели?
-- Вы должны были сказать, что не знаете урока или молчать, как Фея.
-- Да вы должны были молчать.
-- Это низко, гадко с вашей стороны!
-- Да гадко и низко!
-- Это называется предать класс, отступиться от него!
-- Изменить нам!
-- Предательница! Изменница! Отступница!
-- Отступница! Отступница! Отступница!
Я стояла под градом негодующих криков и обвинений. Спички давно не было в классе. Лидия Павловна тоже вышла еще задолго до его урока, я одна осталась лицом к лицу перед злобствующей толпой моих разгневанных одноклассниц. Передо мной мелькали негодующие лица, дрожащие от негодования губы, сверкающие глаза...
Больше всех бесновались Незабудка, Грибова, Строева и Аннибал. Последняя, буквально, на себя была непохожа. Ее черные глаза прыгали и сверкали, растрепавшиеся кудри тоже прыгали и били девочку по смуглым ярко разгоревшимся щекам, при каждом порывистом движении ее характерной головки...
-- Позор! Срам! Безобразие! -- криком кричала Римма потрясая в воздухе, сжатыми в кулаки руками. -- Позор! гадость! В нашем классе предательница, отступница! Срам! Срам! Срам!
-- Мерзость! -- поддакивала ей Незабудка и ее тонкие губы складывались в ехидную улыбочку.
-- Господа! подвергнем ее остракизму, (В Греции был обычай изгонять провинившегося гражданина судом сограждан, причем имя провинившегося писалось на черепках черепкам подсчитывались голоса в пользу изгнания.) изгнанию из нашей среды! Помните, душки, как это делалось в древней Греции! Выгнать ее от нас нельзя, но и оставаясь с нами, она будет чужая, ненавистная нам с этого дня, -- кричала Наташа, блестя глазами, и плавленым золотом своих рыжих кудрей, одним прыжком вскакивая на ближайший пюпитр.
-- Да, да, да, да! Остракизму! Остракизму! -- зашумело кругом.
-- За что? За что? -- невольно вырвалось из моей груди громким стоном тоски и бессилия.
-- И вы еще смеете спрашивать? -- услышала я насмешливый голос за собой и побледневшее лицо, без того обычно бледной Незабудки, близко придвинулось к моему лицу. Она еще смеет спрашивать, какова?
И тут же окинув толпившихся вокруг нас девочек злыми, торжествующими глазами, она заговорила быстро, резко и громко, обращаясь ко мне:
-- Слушайте вы, ваша светлость, сиятельная графиня Финтифлю-де-фон-Финтифлюшкина! Вы сделали непозволительную гадость, подлость даже, по отношению к классу и мы вам не простим этого никогда, никогда, никогда! Когда весь класс решил не учить урока и сказать Спичке, что вследствие его трудности не могли приступить к нему, вы просто и спокойно изволили ответить учителю, что знаете его. Насколько это мило с вашей стороны, судите сами!
-- Я не могла лгать! -- вырвалось из моей груди, -- я не могла говорить неправды!
-- А разве Фея лгала! Фея молчала... Фея -- первая из первых, душка, прелесть, бриллиант! -- неистовствовала Аннибал, вскакивая в свою очередь на стул и размахивая линейкой.
-- Да, Фея же молчала! -- с той же ехидной усмешкой подтвердила Незабудка.
-- Но, я не могу лгать! Раз меня спрашивают -- я должна отвечать правду, -- вылетело из моей груди иступленным, вымученным стоном.
-- Ага! Говорить правду! Вы говорите одну только правду, госпожа сиятельная графиня, только правду, да? -- снова громко и резко выкрикнула моя мучительница. -- Отчего же вы, такое высокочестное, правдивое и искреннее существо, отчего же вы не сказали правды, а именно того, что не здесь в институте, а там в вашем пансионе учили этот урок? А? Смутились что-то? Совесть заговорила, сиятельная графиня! Это недурно в общем, что у вас еще имеется совесть! -- дерзким смехом закончила она свою речь.
Боже мой! Так вот оно что! Какая ужасная, какая роковая оплошность! Она права, тысяча раз правы они все! И эта злая девочка е двумя незабудками вместо глаз, моя главная мучительница, и смуглая Аннибал, и рыженькая Наташа, и Грибова с ее лицом лукавого мальчишки-постреленка, они правы все, все, все, все! Я должна была тогда же признаться Бертеньеву, что не могла бы выучить урока, если бы не учила его раньше в пансионе Рабе, но я упустила это из вида, я не сказала и теперь справедливая кара постигла меня.
Вот каковы были вихри мыслей, закружившие меня в ту же минуту. Отчаяние, раскаяние в собственной оплошности, буквально, подламывало мои силы. Я почувствовала почти физическую усталость. Мои ноги подкосились, и я наверное бы упала, если бы рядом со мною не стояла благодетельная скамья. Я опустилась на нее, уронила голову на пюпитр и судорожно сжала ее руками. А над ней, над этой победной головой, поднялся целый ад криков и восклицаний.
-- Я ненавижу вас, слышите ли, ненавижу! -- слышался точно во сне взбешенный возглас Незабудки.
-- Душке Фее единица, а этой противной уродке двенадцать баллов. Дрянь она этакая! -- стараясь перекричать Звереву безумствовала Аннибал.
-- Mesdames! Кто скажет ей хоть одно слово, кто будет гулять с ней в перемены или одевать ее по утрам, тот враг классу! Правильно я говорю? -- снова повысила свой и без того звонкий голос Незабудка.
-- Правильно! Правильно! -- подхватили сразу три десятка голосов.
-- Неправильно! Нехорошо! Не верно! Вы не справедливы! О Боже мой, как вы не справедливы к бедной Гродской! -- слабо и нежно прозвенел где то милый дорогой мне голос. Точно теплый ветерок повеял мне в мою разгоряченную голову и освежил ее нежной лаской. Точно ароматный, розовый цветок вырос в моей душе такой воздушный, благоухающий и милый. Что-то светлое пробудилось, в сердце и оно забилось... забилось... забилось... Моя голова невольно приподнялась от пюпитра... Глаза взглянули туда, откуда неслись родные звуки...
Усиленно работая плечами и руками, вся трепетная и взволнованная, ко мне пробиралась Мурка сквозь плотно сомкнутую толпу подруг.
-- Лиза! Лиза! -- кричала она мне издали, щуря свои лучистые, красивые, близорукие глаза, -- я с тобой Лиза! Ничего не бойся! Я поняла тебя... Я поняла... Ты не нарочно, знаю... Знаю... А они, пусть их сердятся... Когда-нибудь поймут... Сейчас слишком много в них злобы и негодования... Пускай... А я с тобой! С тобой, Лиза моя! Пустите меня к ней, пустите же меня! -- неожиданно прикрикнула она на загораживавших ей путь одноклассниц.
нежели негодующие голоса.
-- Молчите! -- с несвойственной ей энергией -- и твердостью проговорила Мурка, -- молчите! Все равно я не пойду с вами заодно. Если Гродская и виновата, то не из подлости, как вы это сейчас решили, а единственно из необдуманности и я буду за нее. Слышите, Mesdames? Я буду стоять за нее! Она одинока, несчастна и...
-- Святоша Мурина всегда стоит за всех несчастных о, она истинная христианка! -- ввернула свою фразу Незабудка, сложив свои бледные губы в презрительную улыбку.
-- Да я стою за одиноких и несчастных! -- вскричала Мурина с несвойственной ей горячностью и ее глаза залучились и загорелись, делая все некрасивое личико девочки таким светлым и прекрасным в эту минуту. Потом, она быстро подошла ко мне обняла меня за плечи и приподняв со скамейки проговорила с нежной заботой и лаской в голосе. -- Не обращай на них внимания Лиза, они когда-нибудь поймут, а теперь... Теперь я с тобой... Всегда буду неотлучно с тобой, пока ты будешь одинокой и несчастной. Даю тебе слово в этом! Пойдем же отсюда. Следующий урок, пустой, я хочу развлечь тебя немного, пойдем со мной к моей сестре. Лиза? Я давно собираюсь тебя познакомить с куклой. Хочешь? Разумеется, я поторопилась изъявить свое согласие. Мурка взяла меня под руку и направилась со мной из класса. Вслед за нами полетели насмешливые замечания, крики и даже угрозы моих одноклассниц.
-- Берегись, Мурка! Ты играешь в опасную игру!
-- Мурина не лучше новенькой, господа! Порядочное дрянцо тоже!
-- А дружба-то какова! Орест с Пиладом! (Орест -- герой древнегреческих мифов, он вырос вместе с их сыном Пиладом, который стал его верным другом, (благодаря чему возникло выражение "как Орест и Пилад"))
-- Голубки! Что и говорить.
-- Подождите, еще эта душка -- Гродская подведет Мурину -- долго будет помнить!
-- Мурина отлично знает это. Ей нужно только разыграть роль мученицы за идею!
-- Добродетельная христианка!
-- В монастырь ступай, Мурина. Тебе это больше к лицу.
-- Мурина! И тебе не стыдно идти против нас, ты всегда была любимицей нашей! Вернись к нам! Останься с нами!
Услыша последнюю фразу, я, и моя спутница стали, как вкопанные. К нам спешила своей легкой воздушной походкой Фея.
Избегая смотреть мне в глаза, она пристально вглядывалась, однако в лицо Муриной и протягивая ей руку говорила:
Лучистые глаза Муриной вспыхнули негодованием, губы дрогнули. Она вспыхнула и покраснела.
-- Как, и ты, Фея? И ты заодно с ними? Дина Колынцева, слушай: я до сих пор тебя считала такой умной и развитой, я так уважала и любила тебя. Не оскорбляй же моего чувства к тебе, моего доверия, Дина. Зачем ты поступаешь также опрометчиво и несправедливо как и все другие... Это неблагородно Дина, обвинять человека в том, в чем ты знаешь заведомо, он не виноват.
-- Но вы с ума сошли, Мурина, вы забылись! -- в свою очередь вспыхнула Фея и глаза ее надменно сверкнули. Она, однако, тотчас же сделала усилие над собой и через минуту уже произнесла другим, более спокойным тоном:
-- Не забудь одного Мурина, что дружа с "отступницей" и врагом класса, ты сама делаешься нашим врагом! А больше я не прибавлю тебе ни слова.
-- Идем же скорее на половину малышей, Лиза. Я хочу познакомить тебя с моей сестрой, -- и весело потащила меня из класса.