-- Вот, душка, я слышу будто кто-то скребется точно кошка в дверь... Гляжу стоит что-то белое прямо против моей постели и на окошко влезть хочет, хватается руками, царапает ногтями и ничего поделать не может! Я хочу крикнуть и не могу! Хочу позвать на помощь -- язык немеет. Лежу холодная как лед, а волосы дыбом поднимаются...
-- Ну уж и дыбом, врешь ты все!
-- Правда, чистая правда, душка, ей Богу! -- и Маша Петрова, большеглазая девочка с несколько всегда удивленным, а теперь испуганным лицом, захлебываясь от увлечения, продолжала свое повествование. Сидевшие за столом воспитанницы придвинулись ближе со своих мест к рассказчице и вперили в нее загоревшиеся любопытством глаза.
Одна только Фея продолжала спокойно сидеть на месте с легкой улыбкой на красивом лице.
-- Маша! Петрушенька! Да неужели же это было, или ты, уж, сознайся душка, соврала немножко? -- делая лукавую рожицу, произнесла рыженькая Наташа Строева.
-- Ну, вот! Ну вот! Вы всегда так Строева, -- обиделась и разгорячилась рассказчица, -- выслушаешь все, а потом и врешь! Ей Богу, -- же, я не вру mesdam'очки! Клянусь вам Богом! -- слезливым голосом присовокупила Петрова.
-- Что же ты скажешь, что это было привидение, что ли! -- громко на весь стол прозвучал недоверчиво голос Незабудки.
-- Ах, почем я знаю, что это было, душки, -- уже с полным отчаянием в тоне проговорила Маша, -- я видела только как "она" стояла спиной ко мне и пыталась вскарабкаться на окно. А что было потом я не знаю. Я залезла под подушку головой, накрылась одеялом и лежала тихо, тихо, не двигаясь и не дыша, до тех пор, пока не уснула. И уж нс помню что было после.
-- Храбрая девица! Нечего сказать! -- засмеялась во все горло Аннибал.
-- Ну да, а ты бы не струсила, нет, если бы "ее" вдруг увидала? -- снова задетая за живое захорохорилась Петрова.
-- Конечно, нет! Я вступила бы с ней в борьбу как Самсон со львицей! -- продолжала смеяться Аннибал, сверкая зубами и глазами.
-- Душка ты дура, ей Богу! С привидением нельзя драться, оно бестелесно! -- авторитетно проговорила Грибова, с аппетитом принимаясь за чай с булкой.
-- А я уверена, mesdam'очки, что это было не привидение, а madame Роже или Лидия Павловна, делавшие ночной обход,
-- Ну уж это совсем глупо с твоей стороны Гриб. Зачем нашей командирше или Лидии прекрасной лезть на окошко. Да еще ночью, -- что она акробатка что ли?
-- И совсем не акробатка. Не острите, Петрова, обиделась Грибова, а просто штору спускала. Вот и все.
-- Ну уж и "проза" же ты, Лялька, штора и ночное видение, что может быть общего! -- засуетилась рыженькая Наташа и, сделав минутную паузу, подхватила с жаром:
-- Нет, mesdam'очки, я предлагаю узнать, что это было. Тем более что и Аннибал как-то ночью видела белую фигуру, скользившую по коридору. Ведь ты видела ее Африканка, неправда ли, да?
-- Как Бог свят видела, душка! -- ответила как отрубила Аннибал, мгновенно делаясь серьезной.
-- Ну вот видите! Видите! -- еще более заволновалась торжествующая Наташа, -- значит двое видали и Африканка и Петрушок. Стало быть и мы все должны увидеть. Предлагаю караулить всю сегодняшнюю ночь привидение mesdames! -- неожиданно предложила она.
-- Отлично! Превосходно! Прекрасно! Будем караулить всю ночь! -- подхватили возбужденные голоса.
Одна только Фея, по-прежнему оставаясь спокойной, проговорила серьезно:
-- Не дело это, mesdames. Узнают "синявки" не поблагодарят. Шуметь и шалить станете весь институт перебудите. И готов скандал.
-- Ну уж это ах, оставьте Диночка -- душка! Я беру начальство над толпой! -- неожиданно объявила Аннибал, подскакивая на одном месте как резиновый мячик.
-- Ты? Ха, ха, ха, ха!
-- Да я? Что вы думаете, что я не умею быть серьезной? -- обидчиво произнесла Африканка, делая такую потешную физиономию, что весь стол покатился со смеху.
-- Итак mesdam'очки, решено! Не спать всю ночь и караулить: что за привидение повадилось гулять по ночам по нашему дортуару и коридору, -- предложила Незабудка, все время молчавшая до сих пор.
-- Решено, решено. Не спать и караулить! -- подхватили девочки хором.
Здесь, девочки спешно раздевшись, причесавшись и умывшись на ночь разбились на группы, разместившись по кроватям, собираясь как следует обсудить интересовавший их вопрос. Я же и Мурка улеглись в наши постели и поставив в наш промежуток то есть пространство между кровати, положили на него подушку и опираясь на нее локтями стали беседовать шепотом о всем пережитом за сегодняшний день.
Говорили и о Кукле и ее "измене". Валентина, против обыкновения кроткая и спокойная, теперь сердилась и негодовала:
-- Гадкая Алька, дрянная! -- хорохорилась она, -- на кого променяла тебя! На хитрую Звереву, на дрянную Аннибал! Нечего сказать, хорош выбор! Непременно скажу завтра маме на приеме, чтобы она вразумила девочку. Не может понять, кто ей искренний друг, и кто ее ласкает и лелеит, из мести и зависти к тебе. Дурочка она!
-- Она еще маленькая, Мурка! -- попробовала заступиться за девочку я, -- подумай только. Ей восемь лет. Что она может еще понять и усвоить.
-- Нет, нет, не оправдывай мою сестру Лиза! Она глупая, ветреная девочка и ее следует хорошенько пожурить. -- И Мурка еще долго бы распространялась на эту тему, если бы неожиданно перед нами не предстала высокая фигура Лидии Павловны, успевшей сменить свое синее форменное платье на широкий домашний пеньюар.
-- Милая Гродская, Вы получили письмо от вашей бабушки и большую сумму денег! -- проговорила она, протягивая мне конверт.
Я смущенно протянула руку за письмом, вскрыла его и тотчас же принялась читать:
"Милая Ло", -- писала бабушка по-французски, -- "через месяц наступают рождественские праздники и я хочу чтобы вы их провели, как можно более, приятно.
Поэтому, посылаю вам деньги на имя вашей уважаемой наставницы. Распоряжайтесь ими по вашему усмотрению. Я знаю, что вы вполне благоразумная молодая особа и не будете тратить такой большой суммы по пустякам. Спешу также разрешить вам провести эти рождественские каникулы у кого-либо из подруг, если они вашего круга, разумеется и пригласят вас к себе. Надеюсь, что ваш выбор будет достоин моей благоразумной внучки. Что же касается нас с Зи, то мы устроились прекрасно. Ницца в эту пору великолепна!
Тут шли подробнейшие описания южной природы и времяпрепровождения самой бабушки и ее компаньонки.
Буквы, строки, знаки препинания все это завертелось в моих глазах. Если бы только предчувствовала графиня как больно оцарапает меня ее фраза о том, что я могу по собственному выбору провести рождество у кого-либо из подруг...
Подруг! Да разве они у меня есть, подруги? Одна только Мура, этот искренний и добрый товарищ еще может считаться, пока что, моим другом, но и сама Мура и Кукла не едут на Рождественские праздники, так как этого не позволяют скромные средства их матери. У девочек даже нет теплого платья, чтобы выйти на улицу. Стало быть, Мура не может мне дать того, чем не пользуется сама. И так, значит я обречена на тоскливое двухнедельное праздничное сидение в сырых институтских стенах! Правда и Мурка и Кукла будут со мной, но Кукла уже не принадлежит мне, Аннибал с Незабудкой успели так пленить девочку своими вновь вымышленными шалостями и играми, что Алька точно очарованная ходит по их стопам...
И, соображая все это, я так живо представила себе снова в эту минуту моих врагов и Альку, что сердце мое вновь больно защемило от зависти... Еще бы! Ведь Кукла так успела развлечь, утешить и приласкать меня, так заполняла здесь мою грустную жизнь!.. Не хорошее, злое чувство зашевелилось во мне. А что, если... Что если попробовать отнять у них Куклу, заставить их злиться бессильной злобой, доставить им такие же, какие они доставляли и мне, неприятные минуты... Я могу, сумею сделать это. Бабушка прислала мне такую большую сумму на праздник, что я могу, буквально, задарить Альку подарками, игрушками, сластями. Могу даже нарядить как куколку девочку и предоставить ей возможность, наконец, ехать на Рождество. Посмотрим тогда, что запоют мои враги и останется ли с ними моя Алька! Ведь она кукла, Алька, лакомка и баловница и все нарядное изящное и новое тянет ее как бабочку на огонек! Прекрасно, я так и сделаю, я накуплю ей нарядов, ей и Муре, кроме того уговорю Валю принять у меня денег, чтобы они обе могли поехать на Рождество. Завтра же попрошу Лидию Павловну съездить и купить самые хорошенькие, платья, шубки и капоры для обеих сестер!
Чем-то зло-торжествующим и нехорошим повеяло в мою душу. Я хотела делать добро, не ради добра, а ради мести моим врагам, преследовавшим меня и отнявшим у меня все самое дорогое.
Это было дурно, я чувствовала и сознавала это вполне, но остановить моего желания уже была не в силах. Долго переносимая в тайне обида переполнила теперь, казалось, чашу моих страданий и я озлобилась едва ли не впервые за всю мою юную жизнь.
-- Око за око, зуб за зуб! Пусть это не по-христиански; но что делать! Я слишком страдала до сих пор. Бог мне простит это невинное маленькое мщение, которое, к тому же, никому не принесет вреда.
И я легла в эту ночь удовлетворенная и радостная, но с сильно бьющимся сердцем и с целой массой новых планов в голове.
А кругом кипела жизнь не смотря на позднюю пору ночи. Сегодня никто не хотел спать. Все решили караулить страшное привидение, доискаться во что бы то ни стало источника, откуда брался белый призрак, разгуливающий по ночам. Чтобы сократить время ожидания, собрались группами на постелях.
Аннибал завернутая в простыню, соорудив нечто в роде чалмы на голове из полотенца, стояла во весь рост на своей кровати и пела себе что-то под нос, изображая что-то среднее между факиром и индийским жрецом
Незабудка с фосфорически горящими в темноте глазами, артистически мяукала, подражая кошке. Грибова сбивала гоголь-моголь из сахара и яиц, за которыми с вечера посылала коридорную Дашу. Рыженькая Наташа распустив волосы по плечам, задавала целое эквилибристское представление, стоя на ночном столике в одной рубашке. Она то изображала балерину, кружась на своем оригинальном пьедестале, становясь на носки, то повязав голову платочком копировала чухонку, пришедшую продавать сливки и творог.
Каждая, словом, проводила время по своему вкусу. Мурка лежала на своей кровати, вперив куда-то в темноту свои милые лучистые глаза.
это... Ведь ты не обидишься на меня, Валя, дорогая моя!
И перепрыгнув на кровать моей соседки, слово за словом я, рассказала ей все, что пришло мне в голову в эту ночь; разумеется умолчав о том, какое побуждение толкнуло меня на все эти мысли.
Мурка выслушала серьезно, как она только одна, пожалуй, и умела слушать и долго молчала, лежа не подвижная на своем жестком матрасе. Потом вскинула на меня свои лучистые глаза и я увидела, что в них стояли слезы.
-- О, как ты добра Лиза! Милая! -- прошептала она... -- Я не заслужила этого... Такой огромный, такой дорогой подарок. Не знаю даже, позволит ли мне принять его мама... Впрочем, Лиза, душка моя, если ты это делаешь из доброго чувства, желая доставить мне радость, то мама позволит принять твой подарок; я знаю, знаю. Я уговорю ее принять. Она так любит нас и не лишит радости ни меня, ни Альку. Но только я с одним условием соглашусь на него, Лиза, -- с жаром подхватила она, -- с одним условием: чтобы и ты поехала с нами и провела праздники у нас. Слышишь, Лиза? В наших двух комнатках скромно и бедно, но ты должна быть там с нами! Тогда я возьму твой подарок, дорогая моя!
Я даже смутилась от так неожиданно обрушившегося на меня счастья. Оно было так прекрасно и велико. Радость захватила меня, закружила и понесла в своем вихре.
самого необходимого... А тут, тут вдруг я, лишняя... чужая... Ты понимаешь?
-- Молчи! Молчи! -- вскричала Валя и обвила мою шею своими худенькими ручонками, -- один человек ничего не значит в семье, где кормится девять, там десятая уже будет сыта, наверно. Ты мне сделала столько Лиза, столько радости принесла твоим подарком, которого я не могу не принять, зная что даришь мне его от доброго сердца и единственно из желания порадовать меня и сестру, ведь правда, душка? Единственно из-за этого, Лиза? Да?
-- Правда! -- прошептала я дрогнувшим голосом, впервые произнося ложь в моей жизни, и все мое лицо залило краской стыда. О, если б только знала Валя, чем руководствовалась я, предоставляя удовольствие ей и ее маленькой сестренке! О, она бы не приняла его тогда, моя чистая, честная, строго корректная Валя, она не приняла бы такого подарка, который делался ей из первого побуждения насолить другим.
Тому, Кого так свято чтила ее чистая, прекрасная душа.