-- Mesdames, никакого привидения нет. Я не спала всю ночь и ничего не видала! -- прозвенел на всю спальню веселый свежий голос Ляли Грибовой, лишь только заливчатый утренний звон колокольчика замер вдали по коридору.
-- И я ничего не видела! А караулила, между тем, очень усердно до трех часов, -- отозвалась со своей постели рыженькая Наташа Строева, высовывая из-под одеяла заспанную рожицу и целую копну спутанных огненно-золотистых кудрей.
-- А я, душки, так до пяти часов дежурила, слышала как газовщик ночники тушил и, как Бог свят, ничего не видала! -- высунув нос из-под подушки кричала со своей кровати Аннибал.
-- Вы сочиняете, mesdames, вы преблагополучно спали всю, всю ночь до самого утра, а Аннибал, так та храпела так, как целая рота солдат, -- неожиданно прозвучал голос Феи и она поднялась с кровати стройная, худенькая, с большими, неестественно сейчас блестящими глазами, окруженными заметной синевой.
Ее утомленный вид, усталое лицо и эти обычно спокойные, а теперь лихорадочно поблескивающие, вследствие бессонницы глаза, было невозможно не заметить сегодня.
-- Фея! Душка! Ты разве что-нибудь видела? Неужели ты не спала всю ночь? Неужели подкараулила привидение? Да, видела "ее"? Да говори же, душка, говори! Не мучь нас Феенька, милая, -- посыпались со всех сторон на Дину Колынцеву нетерпеливые расспросы подруг.
Последняя нервно повела плечами, точно ей было холодно, откинула за плечо свою тяжелую пепельную косу и проговорила спокойно, обводя пристальным, внимательным взором подруг.
-- Вы все сказали неправду. Вы все прекрасно выспались в эту ночь... Я же решила доискаться истины, во что бы то ни стало, узнать действительно ли появляется привидение в нашем дортуаре и... и...
-- И? Ты его видела? Да? Какое оно? Длинное? Страшное? Как смерть? Да? Или высокое под потолок? Или шарообразное, как мячик? -- снова зазвенели вокруг Феи нетерпеливые голоса.
Она снова повела плечами и улыбнулась с едва заметной усмешкой.
-- И не длинное и не страшное вовсе... -- послышался снова ее спокойный голос. -- Я видела только как от одной из кроватей, после полуночи, отошла тонкая белая фигура и, едва касаясь ногами земли, пошла, точно поплыла по воздуху легко и плавно, растопырив вперед руки... Она прошла в умывальню, потом, кажется в коридор и вернулась снова в дортуар. Проскользнула к окну, влезла на него и стояла долго с поднятыми кверху руками, точно птица, расправившая крылья и приготовившаяся лететь. Я не видела ее лица, но заметила только, что вся она была точно из мрамора белая, как статуя.
-- Ах, какой ужас! -- всплеснув руками, прошептала трусливая Петрова.
-- Петя, молчи! Фея, душка, говори скорее, что же потом было? -- дрожащим от нетерпения и любопытства голосом спрашивала Аннибал.
Фея загадочно улыбнулась и немного сдвинув свои темные брови заговорила снова:
-- "Она" по крайней мере минут десять стояла на окне... Потом, соскользнула с него и снова пошла, точно поплыла по дортуару, прямо к одной из постелей...
-- К чьей? -- в один голос слилось около трех десятков голосов.
Фея опять сделала короткую паузу, окинула окружающую ее толпу девочек тем же внимательным взглядом и произнесла с расстановкой:
-- Привидение остановилось у постели Незабудки и потом исчезло совсем.
-- Ай! -- взвизгнула не своим голосом Оля Зверева и ее голубые, как цветы глазки, испуганно запрыгали и заблестели. -- Колынцева, противная этакая, как ты смеешь пугать!
И прежде чем кто-либо ожидал этого, Незабудка прыгнула со всего размаха на постель и подобрала под себя ноги.
-- Я боюсь! Боюсь! Зачем ты говоришь это! Зачем! Зачем! -- визжала она, вся сжимаясь в комочек и мгновенно делаясь белее платка. -- Колынцева, дрянь этакая, ты нарочно меня пугаешь!
-- Ты сама дрянь -- душка, если оскорбляешь мою Диночку! -- сверкая черными глазами, грозно подступила к ней Аннибал.
-- Зверева, вы кажется с ума сошли! -- металлическими нотками зазвучал негодующий голос Феи, -- вы с ума сошли говорить мне, что я лгу! Или ты сейчас извинишься в сказанном тобой, или... Или, Зверева... Я презираю тебя! -- раздувая тонкие ноздри и теряя обычное спокойствие, заключила Дина, бросая на Незабудку уничтожающий взгляд.
-- И презирай, сколько влезет, а пугать я не позволю, да!
-- Чем я виновата, что привидение остановилось именно над твоей постелью! -- пожала плечами, живо обретая прежнее свое спокойствие, Фея.
-- Ты опять!
-- Mesdam'очки, не ссорьтесь, ради Бога. Madame Роже идет. Bonjour, madame Роже. Comment avez vous dormi cette nuit? (Здравствуйте, мадам Роже, как вы спали эту ночь?).
-- Mersi, mes enfants! (Благодарю вас, дети).
И madame Роже стала быстро мелькать по дортуару, подгоняя запоздавших воспитанниц, лениво совершавших их утренний туалет.
В восемь часов все уже были готовы и, выстроившись в пары, ждали нового звонка.
Первый урок был русский. "Праотец Авраам", благообразный, с наружностью древнего патриарха учитель, принес проверенные им к сегодняшнему дню сочинения, заданные нам вне класса, неделю тому назад. По недовольному лицу "словесника" было видно, что наша письменная работа далеко не доставила ему приятных минут.
Поздоровавшись с madame Роже и ответив наклонением головы на наше почтительное приветствие, праотец Авраам" неторопливо вошел на кафедру, уселся на приготовленный для него стул и развернул принесенную им с собой пачку тетрадок.
-- Ну, девицы, признаться, я ожидал лучшего, -- произнес он с легкой гримасой, -- последняя ваша работа, заданная мной на тему "Путь жизни", не говоря дурного слова, просто ужасна! Тема не трудная, как видите, а, между тем, кроме одного сочинения, приведшего меня в полный восторг, я, буквально, сгорел от стыда за моих дорогих барышень.
Возьмем, например, сочинение госпожи Грибовой. На полутора страницах какой-то белиберды четырнадцать ошибок, грубых и нелепых, не считая знаков препинаний. Я поставил вам двойку, госпожа Грибова, не взыщите-с. При всем желании, больше не мог, -- с чуть-чуть насмешливой улыбкой произнес учитель. -- Но все это еще не так ужасно, как сочинение или, вернее, чепуха, нацарапанная госпожой Аннибал, -- через минутную паузу, продолжал он снова. -- Вы послушайте только, девицы, что написала госпожа Аннибал. И взяв несколько брезгливым жестом грязную запятнанную кляксами тетрадку он начал: Путь жизни. Сочинение Риммы Аннибал. Вступление довольно звучно, но Боже мой! Чего только не настрочила ваша подруга в тексте. Слушайте только: "Человек идет по пути... Все идет, идет, идет! Ноги даже заболят, мозоли натрет, а все идет, идет, идет. Ему нельзя остановиться. Путь далекий, конца края ему нет и скамеечек нет, и вот он все идет, идет, идет. Солнце блестит, ветер шумит, трава улыбается". Где вы видели улыбающуюся траву госпожа Аннибал? "И пот с него катит фонтаном". Какое оригинальное выражение, неправда ли mesdames? -- "А он все идет, идет, идет... Пока не придет. А когда придет -- тогда умрет и ему не надо больше будет ходить. Так и вся наша жизнь!".
Смелое умозаключение. Однако больше единицы я вам за него поставить не могу. Сохраните эти листки госпожа Аннибал и учитесь по ним, как не надо писать, -- не глядя на подошедшую за тетрадкой к кафедре с пылающими щеками воспитанницу, произнес учитель. Потом, помолчав немного он заговорил опять:
Госпожа Мурина по идее недурно, но... Если бы я был преподавателем Закона Божие, то ваше сочинение, сплошь заполненное текстами из священного писания и молитвами удовлетворило бы меня, но я только, увы! Преподаватель русской словесности и оно не подходит к моему предмету. Запомните, кстати, что Единородный пишется через одно "н", -- чуть-чуть скривив губы усмешкой, заключил он.
Госпожа Колынцева, хочу сказать вам что и вы на этот раз глубоко меня разочаровали. Я ожидал от первой ученицы несколько иного изложения. Что это такое? Что за чушь вы написали тут? Какая высокопарность, что за сравнения! Правда ни одной ошибки, но... Но послушайте только сами, что вышло из под вашего пера:
"Путь жизни грязен, как бушующие очи страшного деда Океана и страшен, как опасные подземелья в средневековых замках, где умирали в неволе храбрые, как львы в Африканской пустыне, военнопленные. Путь жизни широк, как широкая аллея райского сада, по которой непорочные и прекрасные как ангелы, Адам и Ева гуляли при блеске дня, вместе со зверями, которые как древние чудовища были грозны по виду и как кроткие агнцы тихи и покорны... И так далее и так далее без конца...
Сравнения, сравнения и сравнения, "которые, которые и которые". Никуда не годится госпожа Колынцева. Но, по крайней мере хоть правописание у вас хорошо и хоть отчасти искупает стиль и идею! -- с легкой улыбкой, маскирующей досаду, произнес учитель.
-- А теперь, -- после минутной паузы проговорил он снова, -- я прочту вам одно сочинение, которое доставило мне огромное удовольствие и привело меня, буквально, в восторг. Я прочту вам его, кстати сказать, написанное самым тщательным образом и без единой ошибки, а вы сами присудите за него отметку, которой достоин автор. И так, слушайте, девицы, я начинаю.
И красивым, мягко звучащим голосом праотец Авраам стал читать по небольшой синей тетрадке.
"Я не знала счастья всю мою жизнь. В детстве я рано лишилась отца и матери. Последней я даже не помню, а папа... О мой милой, мой дорогой папа... Зачем ты умер так рано! Родной мой, ненаглядный мой, хороший, добрый прекрасный! Если бы ты видел только, как страдает твоя бедная дочурка. Нет, нет, ты не умер бы тогда папа ненаглядный, ты бы упросил Бога оставить тебя подольше на земле, если бы ты знал как тяжел, как невыносимо тяжел будет жизненный путь твоей девочки! Родной мой папочка... Я хорошо помню как ты говорил мне: "Дитя мое, чтобы ни было, как бы тернисто не складывалась твоя жизненная дорога, будь благородна душой, чиста и честна! О милый мой отец, исполню твое желание и всеми силами буду стараться сдержать твой завет. Мой жизненный путь тернист и узок, острые камни, терновый кустарник и крутой подъем на гору, вот что он представляет из себя... Мне трудно идти по нему, папа. Милый мой папа, поддержи меня! Слушай, дорогой: с той минуты когда тебя положили в гроб и стали петь над тобой печальные мотивы и читать молитвы, с тех пор как я увидела тебя таким красивым, спокойным и важным в твоем гробу я почувствовала, что я одна совсем одна, в большом страшном мире. Мой жизненный путь с этой минуты стал узким, тяжелым и кремнистым, окружающие мучили, ненавидели меня, не понимали и смеялись надо мной. И я плакала горько и неутешно и все так шла по тяжелому колючему кремнистому пути. Я знала одно и знаю. Там далеко и высоко, у предела, у конца моего пути ты ждешь меня, мой ненаглядный протягиваешь ко мне руки, улыбаешься мне и я иду, иду -- туда к тебе с легким сердцем и чистой душой...".
Учитель кончил чтение и показалось мне или нет, но незаметным движением рука его смахнула слезинку.
слезинки на длинных темных ресницах. Что же касается до меня, то я была как на горячих угольях. Мое лицо пылало, а руки холодные как лед, машинальным движением пальцев крутили конец белой пелеринки.
Долгое молчание воцарилось в классе. Слышен был полет мухи, казалось, и биение тридцати детских сердец. Вдруг тишина прервалась.
-- И так, девицы -- громко на весь класс прозвучал снова голос учителя, внезапно прерывая царившую в нем тишину, -- чего достойно это, поистине прекрасное сочинение одной из ваших подруг?
Этот призыв не остался без ответа. Невообразимый шум поднялся в классе: Девочки засуетились и заговорили все разом.
-- Поставить за него двенадцать с плюсом и поместить в рамку и повесить на стене в нашем классе, чтобы класс мог гордиться им, -- кричали одни, вскакивая с места и окружая кафедру беспорядочной толпой.
-- Выучить его наизусть и прочесть кому-либо из нас на литературном утре после праздников! -- вторили им другие.
-- Переписать на красивый лист и поднести начальнице! -- кричали третьи.
-- Но кто же автор сочинения? Кто? Кто?! -- звенело кругом молодыми нетерпеливыми голосами.
-- Кто? -- Праотец Авраам улыбнулся доброй мягкой улыбкой.
Потом внимательным взором обвел класс и, привстав на кафедре, через головы всей толпы воспитанниц, обратился ко мне, остававшейся сидеть, как пришитая, на своей скамейке.
Сердце мое дрожало, и билось так, точно готово было выскочить из груди... Я едва сознавала действительность от разом охватившего меня волнения. А ласковые глаза учителя все смотрели, смотрели на меня, и одобрительная улыбка играла на его губах.
-- Госпожа Гродская, возьмите ваше прекрасное сочинение и дай вам Бог всего хорошего за него. Утешили старика. Спасибо вам, дитя мое! -- произнес "праотец Авраам".
-- Ах! -- радостно, восторженно вздохнула Мурка и как безумная бросилась меня целовать.
Все головы обернулись ко мне. Все лица выражали одно сплошное недоумение и недовольство, недовольство без конца. Наступила снова тишина. Какая-то зловещая, жуткая... Потянулись секунды казавшиеся минутами, часами целой вечностью для меня.
И вдруг неистовый вой, не плач, а именно, вой пронесся по классу.
Аннибал упала курчавой головой на свой пюпитр и завывая диким голосом, без слез, но с отчаянными всхлипываниями, сотрясаясь всем телом.
"праотец Авраам", испуганные и недоумевающие бросились к ней. Последнему показалось, что он понял истинную причину волнения Африканки. И в то время, как девочки с madame Роже закидывали вопросами рыдающую без слез Римму, учитель с добродушной улыбкой положив руку на кудрявую голову Аннибал и сказал мягким задушевным тоном:
-- Успокойтесь, дитя мое, -- я вижу какое сильное впечатление произвело на вас сочинение вашей подруги, но не надо же так распускать свои нервы. Каждый человек должен уметь владеть со...
Ему не пришлось, однако, докончить фразы.
Как дикая кошка вскочила на ноги Аннибал и сжимая свои маленькие, но сильные кулаки, пронзительно громко закричала:
-- С чего вы взяли, что я растрогана такой дрянью... Сочинение Гродской -- дрянь, гадость! Да. Да! Я не оттого плачу... Совсем не оттого, а... А... А своим мерзким сочинением Гродская... Осмелилась попробовать затемнить славу Диночки... Феечки И... И... И... Этого я никогда не прощу, никогда... никогда...
-- Противная уродка, что ты воображаешь! Не быть тебе лучше Диночки -- никогда, никогда! Уж покажу я тебе сочинение, будешь помнить меня.