-- Милая Мария Александровна, вы слышали новость? Князь Гарин покидает нас, слагает с себя обязанности секретаря и основывает новое общество.
И княжна Дэви старшая, войдя в гостиную Карских оставила на лице хозяйки дома недовольный взгляд.
-- Как, что такое? -- воскликнула Мария Александровна, очень пораженная сообщенным ей известием. -- Но принцесса Е. сама пожелала утвердить его в звании секретаря; ведь это по меньшей мере рискованно со стороны князя идти против воли принцессы.
-- А разве он смотрит на риск, моя дорогая? Ведь князь -- большой чудак. Это -- совсем странный, не от мира сего человек. Все его поступки такие удивительные! Он достойный племянник своей оригинальной тетушки, баронессы Циммерванд.
-- Какое такое общество учреждает он? -- не слушая княжны, волновалась Мария Александровна.
-- Представьте себе, -- подхватила последняя, что-то вроде нашего общества! Какой-то питомник для подобранных на улице детей. Впрочем, ваша дочь может дать более точные сведения, об этом деле, нежели я, -- прибавила княжна в сторону находившейся тут же, в гостиной, Лики.
-- Лика? -- вопросительно проронила Мария Александровна.
-- Княжна права, мама, князь Гарин, действительно, устроил питомник для малолетних сирот и я принимаю в нем горячее участие, -- твердо произнесла молодая девушка, бросая на княжну Столпину взгляд, полный укора и смущения.
-- Но, моя прелесть, я и не знала, что это -- такая большая тайна, -- принимая самый невинный вид произнесла та.
-- У Лики не может быть никаких тайн от меня, -- строго подчеркнула Мария Александровна и, в свою очередь, наградила молодую девушку недовольным взглядом. Вслед за тем ее лицо приняло снова обычно спокойное выражение и она повела с гостьей ту легкую светскую болтовню, которая является на выручку в самые щепетильные минуты жизни.
Но едва только пожилая княжна Дэви ушла, лицо матери Лики снова приняло недовольное выражение и она строгим голосом обратилась к дочери:
-- Ты объяснишь мне, не правда ли, что все это значит?
-- Но я, право не знаю, какого объяснения вы желаете от меня, дорогая мама, -- спокойно отвечала молодая девушка. -- Княжна Дэви права; князь учредил питомник и вверил его моему попечению.
-- Но почему ты скрывала от меня столь великую тайну?
-- Я не имела основания болтать о ней, мама; до поры до времени, пока питомник не был еще открыт, все разговоры о нем являлись бы лишними. Теперь же, когда он начал свою деятельность, я могу вам рассказать о нем. Тем более, что нынче же я собиралась сделать это. Тетя Зина учила меня всегда и постоянно свершать в тайне все добрые дела.
-- Уж не туда ли вы ездите с Бэтси Строгановой ежедневно, моя дорогая, и пропадаете там по целым часам! -- тем же недовольным тоном продолжала расспрашивать дочь Мария Александровна.
-- Именно, мама. Мне пришлось прибегнуть к маленькой тайне, простите меня и дайте мне разрешение на мои дальнейшие занятия в питомнике, -- смущенным голосом проронила Лика.
-- Нет, моя дорогая, я нахожу это не вполне удобным, и запрещаю тебе посещать питомник! -- резко произнесла Мария Александровна, недовольная тем, что ее Лика скрывала, так долго то, что должна была ей сказать, как матери и другу.
-- Дорогая мама, вы не должны сердиться на меня но... Но не могу бросить питомник, ни в каком случае, мама, не могу дорогая. Это живое дело с головой захватило меня! -- горячо срывалось с губ взволнованной Лики, -- и я вполне счастлива теперь благодаря ему.
-- Но я запрещаю тебе это! Слышишь ли, запрещаю! -- уже совсем вспыльчиво бросила Карская.
Поймав этот взгляд Лика заговорила, волнуясь:
-- Хорошо мама, -- я сделаю как вы приказываете, но я умру с тоски без дела, без того огромного дела, которое захватило меня. Ах, мама, дорогая мама! Поймите меня голубушка: тетя Зина приучила меня с детства работать целыми днями. Мы собственноручно развели с ней сад в нашей вилле на берегу моря, сами руководили молоденькими работницами и работниками при разбивке сада, наравне с ними копали гряды, сажали цветы. Потом, вслух читали им итальянские новеллы в часы отдыха. Затем устроили мастерскую шитья для бедных подростков-бедняков... Потом я пела по два часа с синьором Виталио. А вечером читала тете приходившую из России почту, газеты и письма. Таким образом, весь мой день был заполнен трудом с утра до вечера. А здесь? Дома? Что мне делать? Мамочка, простите, меня ради Бога, но это не та жизнь, о которой я мечтала едучи сюда. Я думала, что мне разрешать здесь работать и трудиться, что как и там у тети Зины смогу устраивать, одевать и кормить бедных, ухаживать за детишками, которых так много, в больших домах Петербурга... Думала, что ради этих бедняков я буду часто выступать с моими песенками и на вырученные деньги, помещать в приюты бедных детишек, в школы подростков, в богадельню слабых стариков и старух. Я так горела моими милыми надеждами я делилась ими с тетей Зиной и с синьором Виталио в письмах и они одобряли меня оттуда, издалека. И теперь, мамочка, когда я нашла то, что желала, когда душа моя возликовала от счастья, погрузившись в дорогое дело, вы желаете меня лишить его! Правда, я очень виновата перед вами, что не спросила у вас разрешения принять под свое попечение княжеский питомник, но мне было неловко признаваться в этом, точно навязываться на похвалу... Простите же меня, мама родная и разрешите мне продолжать посещать приют!
И Лика молящими глазами взглянула на мать.
Мария Александровна задумалась на минуту. Лицо ее прояснилось и она уже другим сердечным и мягким голосом заговорила с дочерью оценив ее светлый порыв.
-- Разумеется, я сочувствую всей душой всем благим начинаниям, Лика... Не хочется мне запрещать тебе исполнять по-видимому хорошую работу, и вместе с тем, -- Мария Александровна пристально заглянула в глаза дочери, -- вместе с тем откровенно говоря, Лика, мне глубоко не нравится твой поступок. Без моего спроса ты стала ездить в этот питомник, наполненный нищими и может быть больными детьми, рискуя заболеть и в тоже время скрывала от меня, так долго свое новое занятие. Вместо того, чтобы дружески посоветоваться с твоей матерью, ты, Лика, действовала тишком от меня... Когда я поджидала твоего приезда, счастливая заранее возвращением моей девочки, я мечтала сама как взрослое дитя. Я думала: вот вернется после долгой разлуки со мной моя любимица Лика. Мы будем отныне всегда и всюду неразлучны с ней. Я стану брать ее повсюду с собой: в общество, на балы, на концерты, в театры, на рауты. Будем читать вместе, разговаривать целыми часами. А то я совсем одинока: petit papa занят службой, Рен спортом, Толя еще в корпусе. Я так радовалась твоему приезду. И что же? Вместо обыкновенной выдержанной барышни из общества, я нашла в тебе какую-то странную, куда-то стремящуюся из дому девушку, какую-то особенную мечтательницу, которая сама хорошенько не понимает чего ей хочется, куда она стремится. А во всем этом виновата одна тетя Зина, да простит ей Бог! И тебе да простит Он за это, ты огорчила твою маму, Лика. Но больше я не сержусь на тебя.
Слезы навернулись на красивые глаза Марии Александровны. Лика, печальная и угнетенная, стояла перед ней, теребя пальцами конец своего шелкового банта.
-- Неужели, -- продолжала после недолгой паузы Мария Александровна. -- Неужели тебе нельзя быть как все наши барышни, как обе Циммерванд, Нэд и другие. Они читают, занимаются музыкой, вышивают, выезжают, участвуют в том обществе, куда их поместили членами их матери или родственницы. Нет, почему-то ты стремишься представить своей особой что-то особенное, из ряда вон выходящее. Нехорошо, это, Лика! Разумеется, я не буду стоять на твоем пути запрещать тебе посещение питомника. Езди туда с мисс Пинч или с гувернанткой Бэтси, как хочешь, но вся эта история причинила мне большую неприятность и заставила меня перенести много тяжелых минут. Разумеется, ты вольна теперь поступать против моего желания и больше я тебе ничего не скажу поэтому поводу! -- окинув дочь печальным и недовольным взглядом заключила Мария Александровна и вышла из комнаты, оставив угнетенную Лику одну.
без намека на солнце. И на душе девушки было не менее смутно и тоскливо. Лика невыразимо волновалась. Разговор с матерью точно вспугнул ощущение радости и удовлетворенности с души Лики, ожившей за последнее время и от недавнего светлого настроения в ней не осталось и следа. Опечаленная словами матери она чувствовала, как недавнее счастье, воцарившееся в ее сердце со дня учреждения приюта, куда-то скрылось исчезло и, казалось ей, навсегда.
Что-то, горькое и больное заменило его в душе девушки.
Слова Марии Александровны разом заставили призадуматься Лику и оглянуться на последний прожитой ею период времени.
О, этот период! Какой чудной сказкой, каким розовым сном промчался он в жизни Лики!
С Бэтси или с горничной Фешей или с гувернанткой, она ежедневно ездила в питомник, где ее ждали два десятка малюток, бросавшихся ей навстречу с веселыми криками радости. Она и Бэтси Строганова собственноручно причесывали одних, лечили других, мыли третьих, читали им, рассказывали сказки. Обе они с головой ушли в это поглотившее их целиком дело.
Князь Гарин также аккуратно, каждый день, заглядывал в приют, входя в малейшие нужды и подробности жизни и воспитания его маленьких приемышей.
Надзирательница питомника, добрая, уже не молодая женщина Валерия Ивановна Коркина, и ее единственная помощница нянюшка Матвеевна, горячо любившие детвору, являлись горячими сторонницами князя и обеих девушек в их добром деле. Лика была бесконечно счастлива посреди своего маленького царства, как шутя называл князь Всеволод приютских детей.
И вот, слова Марии Александровны наполнили горечью душу молодой девушки. Ее мать была недовольна ею! Марии Александровне не нравилось, что она -- Лика, "особенная" ни такая, как все остальные барышни ее круга, девушка...
Ей бы хотелось видеть Лику обыкновенной светской девицей, довольствующейся скучными выездами в свет, чтением, пустячными рукоделиями и музыкой.
жизни, в то время, как тысячи, нет десятки тысяч бедняков, нищих, нуждаются в корке насущного хлеба и умирают от холода и голода в своих нетопленных пустых углах.
Нет, нет, она не может равнодушно утопать в роскоши и удовольствиях, когда за стеной дома, улица полна бесприютными голодными людьми!
Тетя Зина и синьор Виталио покраснели бы за свою ученицу, если бы она была иной...
А Бэтси, как нарочно замедлила сегодня со своей компаньонкой. Надо было просить разрешения у матери поехать одной в их карете в питомник, так как мисс Пинч уже заранее вышла из дому с Рен. Скрепя сердце Лика пошла за этим разрешением и Мария Александровна не имея духу отказать Лике, согласилась отпустить дочь.