-- Зачем, граф, вы обидели дочку? -- с укором спросила императрица, как только горбатенькая фигура Гедвиги скрылась за дверью.
Анна Иоанновна любила девочку, ласкала ее, забавлялась ею. Умненькая, смышленая горбунья интересовала ее. Она позволила маленькой графине называть себя попросту "танте Анхен" и приходить к ней без доклада во всякое время.
Оставшись бездетной после смерти мужа-герцога и любя всем своим существом детей, императрица страстно привязалась к маленьким Биронам. Она не замечала их недостатков и всячески баловала их. К обиженной Богом Гедвиге сердце Анны Иоанновны лежало больше, нежели к ее братьям. И теперь ей было досадно за своего любимца, незаслуженно оскорбившего нервную, впечатлительную девочку.
Но Бирон нисколько не обратил внимания на впечатление, получившееся от его выходки. В его руках была важная бумага, с содержанием которой он спешил познакомить императрицу.
-- Измена и предательство кишат вокруг вас, государыня, -- хмуря свои черные брови, мрачно произнес он. -- С каждым днем люди мои доставляют все новых и новых изменников в тайную канцелярию, к генералу Ушакову.
-- И, я думаю, много работы доставляют нашему Андрею Ивановичу? -- усмехнулась Анна Иоанновна невеселой усмешкой.
Потом, помолчав немного, добавила:
-- И когда ты только успокоишься, граф!.. Все-то тебе казни мерещатся да измены... Уж больно ты раздражителен стал, не в меру... Вам бы с Андреем Ивановичем только пытать да жечь...
-- Я, как верный слуга вашего величества, строго соблюдаю интересы моего нового отечества, -- произнес, снова нахмурившись, Бирон, -- я не виноват, что в России слишком мало верных слуг и что приходится уличать.
-- Уволь, граф! -- нахмурилась в свою очередь императрица, -- опять, небось, показания мне принесли с розыска?.. Скучно все это, да и тяжко... Людей зря на дыбу поднимают, мучают, они сдуру брякнут что-либо, а вы уж и придрались.
-- Не совсем зря, ваше величество, -- едко произнес Бирон. -- Недавний новый арест открывает мне глаза на многое. Арестован прапорщик Семеновского полка Долинский и еще кое-кто из участников товарищеской вечеринки, во время которой мои агенты накрыли их...
-- Ну, сболтнули спьяна что-нибудь... -- угрюмо перебила докладчика императрица.
-- То-то и дело, что не спьяна и не сболтнули. Целый заговор у них был задуман, ваше величество... Государыня, опасайтесь! Если вы не обратите на таких персон вашего внимания, спокойствию вашего величества угрожает беда.
-- Какая беда? Что ты говоришь, граф? И от кого беда? -- заволновалась Анна.
Ее любимец знал, чем можно повлиять на свою высокую покровительницу, и теперь остался очень доволен, что его слова, очевидно, произвели впечатление.
-- Откуда же грозит мне беда, граф? -- беспокойным тоном спросила еще раз Анна.
Бирон ничего не ответил. Быстрыми шагами подошел к окну, отбросил тяжелый занавес и величественным жестом указал прямо перед собою. За деревьями насаженного еще императором Петром Летнего сада, среди которого помещался Летний дворец, где жила Анна Иоанновна с семьею Бирона, раскинулся широкий Царицын Луг. На краю этого луга, совсем неподалеку от берега Невы, в то время возвышалось здание другого малого дворца. На этот дворец и указывала теперь красноречивым жестом рука Бирона.
-- Из дворца цесаревны? -- так и встрепенулась Анна Иоанновна. -- Но ведь он необитаем. Царевна у себя в Покровском.
-- То-то и худо! Не страшна нам, государыня, беда видимая, а страшна невидимая, -- с многозначительной улыбкой произнес Бирон. -- На офицерской пирушке произносилось имя цесаревны. Произносилось оно друзьями прапорщика Шубина, самого приближенного теперь лица к ее высочеству. Надеюсь, ваше величество, вы меня поняли, откуда грозит беда?
Вдалеке от столицы Елизавете легче строить козни и набирать себе приверженцев. И этот Шубин, о котором ей уже докладывали не раз! О, он умеет вербовать людей для своей цесаревны. Нет, положительно, надо поправить дело, пока не поздно.
Императрица встала, вытянулась во весь рост. Теперь она казалась огромной, величественной женщиной. Это уже была не прежняя ласковая "тетя Анхен", забавлявшаяся с маленькой Гедвигой. Теперь перед графом обер-гофмейстером стояла могущественная русская императрица.
-- Допросить этого, как его... прапорщика и других... -- произнесла она своим грубоватым голосом, -- а в Покровское снарядить гонца и пригласить ко двору цесаревну. Случай прекрасный. Принцесса Христина переходит в лоно православной церкви, так ей, цесаревне, не грешно присутствовать при миропомазании племянницы. Так и вели отписать Елизавете...
-- Слушаю-с, ваше величество! Все будет исполнено, -- поклонился Бирон.
-- А теперь в манеж. Выезжена та лошадь, что прислана нам в дар от шаха персидского?
-- Спасибо, граф! -- произнесла, улыбаясь, Анна Иоанновна, и лицо ее, омрачившееся было под впечатлением неприятного известия, теперь ожило, просияло.
Императрица любила верховую езду и предавалась ей с удовольствием. При одной мысли об ожидавшей ее любимой забаве она забыла все неприятности и снова стала довольной и веселой.
-- А Левенвольде что пишет из Вены? -- спрашивала она своего любимца по дороге в свои внутренние апартаменты, где ее ждала свита и фрейлины.
-- Граф Левенвольде сообщает, что принц Брауншвейг-Бевернский, которого ваше величество изволили наметить в женихи принцессе Христине, юноша вполне достойный для принцессы, и наш посол успешно ведет переговоры с его высокими родственниками. Надеюсь, принцесса останется довольна выбором жениха.
сына Петра, которого дерзкий курляндец задумал женить впоследствии на цесаревне. Но это была слишком дерзкая мысль и о ней пока следовало молчать до поры до времени. И смелый временщик, скрепя сердце, затаил эту мысль в себе.