Мартик Миллер, всегда тихенький, бледный мальчик, стал еще молчаливее и грустнее.
-- Что с тобой, Мартик? -- спрашивали его товарищи.
Но Мартик ничего не отвечал на это, точно не слышал вопроса, и старался тотчас же заговорить о чем-нибудь другом. И Сережа замечал, что после таких расспросов Мартик становился еще грустнее, печальнее и задумчивее. Сережа очень любил Мартика, немногим меньше Принца: Принцем он восхищался, преклонялся пред его храбростью, заразительной веселостью и добрым сердечком; Мартика же он жалел за то, что тот был постоянно такой тихенький и грустный, точно у него всегда что-нибудь болело. А теперь Сережа вдвое жалел Мартика, видя, что тот грустит с каждым днем все сильнее и сильнее.
В ответ на его вопрос Мартик молча заплакал.
У Сережи сердечко забилось от жалости. Еще бы! Маленький, худенький, немногим выше Адочки, Мартик так горько плакал, вытирая глаза кулачонками, как самый крошечный мальчик.
-- Мартик, голубчик! -- не унимался Сережа и, обняв мальчика, он отвел его подальше от бегающих и резвящихся по залу пансионеров, -- расскажи ты мне, о чем ты плачешь, пожалуйста расскажи, Мартик, миленький.
Ласковый голос Сережи, его собственные глаза, блестевшие слезами участия, успокоили Мартика. Он вытер глаза и, обняв в свою очередь Сережу, сказал шепотом:
-- Нет! -- твердо отвечал Сережа, -- никому не скажу, будь покоен!
-- Смотри же, -- произнес строго Мартик, грозя тоненьким пальчиком, -- ты обещал не говорить! А теперь слушай! Ты знаешь, Сережа, что меня воспитывает одна богатая генеральша, одевает меня, берет к себе в отпуск, платит за мое ученье. Она очень строгая и важная, но меня она любит. У неё нет своих детей и она меня еще совсем маленьким взяла от моей мамы. Моя мама -- простая швея, но она ужасно меня любит, Сережа. Ей было очень жаль отдавать меня генеральше, но сама она не смогла бы дать мне такого хорошего воспитания, да и заниматься ей мной было бы некогда: она должна день и ночь работать, чтобы прокормить себя хоть как-нибудь. Генеральша очень важная барыня и никогда не спросит маму о её делах, она так и считает себя маминой благодетельницей и говорит, что уже много сделала для мамы и без того, взяв меня к себе. Да и мама моя из гордости никогда не попросит у неё ничего; лучше просидит голодная. Но все бы это еще ничего, если бы мама была здорова, а вот уже с неделю, как она больна и лежит в постели. Ты знаешь, Сережа, ведь она приходит ко мне в пансион каждую среду, в эту же среду она не пришла, а прислала маленькую дочь квартирной хозяйки -- сказать мне, что она немного нездорова. Только это неправда, Сережа: она очень нездорова, а не немного, говорит же она так, чтобы не встревожить меня. Дуня, хозяйская девочка, сказала, что мама лежит горячая, как огонь, и что ей не на что пригласить доктора и купить лекарство! У мамы нет ни копейки, а пока я обращусь к генеральше с просьбой помочь ей и пока генеральша даст мне денег -- может быть, уже будет поздно и моя мама умрет.
И с этими словами бедненький Мартик припал на плечо Сережи и снова горько-горько заплакал