• Приглашаем посетить наш сайт
    Гнедич (gnedich.lit-info.ru)
  • Приютки
    Часть II. Глава двенадцатая

    - Не плачь, Дуня, не плачь, моя тихая, грустная голубонька... Приеду я к тебе... Через год даже, может статься, приеду с Кавказа тебя проведать! - тараторила Наташа, обнимая прильнувшую к ее груди подружку.

    Одетая в нарядное "домашнее" платьице Наташа казалась старше и красивее. Нелепо выстриженную головку прикрывал бархатный берет. Черные глаза сверкали оживлением. Яркий румянец не сходил с пылающих щек девочки. Это была прежняя Наташа, живая, беззаботная птичка, почуявшая "волю", довольство и прежнюю богатую, радостную жизнь, по которым бессознательно тосковала ее маленькая душа. Дуня, едва удерживая слезы, стояла перед нею.

    - Ты нас скоро забудешь! - с тоскою шептала она.

    - Тебя-то уж никогда! Да и всех вас тоже! - с тем же радостным оживлением говорила Наташа толпившимся вокруг нее девочкам.

    И тут же восторженно прибавляла, сияя яркими глазками:

    - У княгини дом как дворец, лошади всех мастей на конюшне... Стада баранов, овец, а под самым Тифлисом именье... усадьба в горах, сплошь заросшая виноградниками. Я вам присылать каждую осень виноград стану. Целые корзины буду присылать.

    - Сладкого самого! - облизываясь, вставила Маша Рыжова.

    - Вспомнит, ежели не забудет! - сострила Васса.

    Пока княгиня Маро завершала последние формальности с бумагами Наташи в квартире Екатерины Ивановны, Наташа, нарядная и оживленная, как мотылек в сопровождении ближайших своих подруг-сверстниц, обегала весь приют, прощаясь со всеми.

    - Прощайте, Фаина Михайловна! - звонко выпевал ее колокольчик-голосок. - Так-таки и не пришлось вам меня остричь, а? - лукаво прибавляла она шепотом, обнимая старушку.

    - Прощай, плутовочка, нас не забывай!

    - Павла Артемьевна, прощайте! - и низким реверансом "настоящей" барышни Наташа присела перед своим недавним врагом.

    - Прощай, девочка, веди себя хорошенько в твоей новой семье, старайся... - Но Наташа уже упорхнула дальше, не дослушав фразы надзирательницы до конца.

    - Прощайте, милая, милая тетя Леля! - повиснув на шее горбуньи, искренно, с дрожью в голосе, растроганно шептала она.

    - Прощай, моя Наташа! Прощай, нарядная, веселая птичка, оставайся такою, какова ты есть, - со сладкой грустью говорила Елена Дмитриевна, прижимая к себе девочку, - потому что быть иной ты не можешь, это не в твоих силах. Но сохраняя постоянную радость и успех в жизни, думай о тех, кто лишен этой радости, и в богатстве, в довольстве не забывай несчастных и бедных, моя Наташа!

    На минуту легкое облачко набежало на оживленное лицо девочки.

    Она внимательно, мягко и любовно глянула в прекрасные глаза горбуньи.

    - Да, тетя Леля, я постараюсь... да! - чуть слышно произнесли малиновые губки уезжающей.

    Последнее прощанье с начальницей, со старшими, со своими...

    - Прощай, Наташа! Принцесса заколдованная! Фея моя! Душенька! Красавица моя! - рыдала Феничка, покрывая поцелуями лицо и плечи девочки. - Тебя одну я любила "по-настоящему", а за другими бегала, дурила, чтоб тебе досадить...

    - Вот тебе господь свидетель!

    - Полно тебе, Феня! И так верю! - и неожиданная шаловливая улыбка пробежала по Наташиному лицу.

    - А тебе-то уж я бананов пришлю, наверное... Только раньше поучись их кушать хорошенько! - шепотом добавила она в раскрасневшееся ушко девушки.

    - Прощайте! Все прощайте! - кричала, глядя на окна приюта, Наташа, садясь подле княгини в извозчичью коляску у крыльца.

    - До свиданья, Дуняша, любимая моя!

    Заняв все подоконники в зале, выходившей окнами на улицу, приютки махали платками, кивали, кланялись и кричали последнее приветствие уезжавшей подруге.

    Но вот отъехала коляска... завернула за угол, и скрылась из виду черноглазая девочка с радостной праздничной и свежей, как майское утро, душой.

    - Молчи! - неожиданным резким движением дернув ее за руку, шепнула Дорушка, глазами указывая ей на Дуню, прильнувшую к оконному стеклу бледным без кровинки лицом.

    - Была Наташа, и нет Наташи! - почти беззвучно проронили эти побелевшие губки.

    - И надо радоваться, что такая судьба выпала ей на долю, - послышался позади приюток знакомый милый голос. И тетя Леля с улыбкой сочувствия и ласки положила худенькую ручку на Дунино плечо.

    - Наташа - дитя не нашей серой среды... - продолжала она с грустью. - Она предназначена судьбою для иной доли... Наташа - это пышный махровый бутон розы среди рас, скромных полевых цветочков, девочки мои. Она бы зачахла в нашей рабочей трудовой обстановке, непривычная к ремесленной работе и труду. Она как рыбка среди родной стихии, в богатстве, довольстве и холе... И надо радоваться, что так сложилась ее судьба. Будем надеяться, что на своем празднике жизни Наташа не забудет тех, кому суждены будни, полные лишений, борьбы и труда.

    * * *

    Прошла весна... Наступило пышное лето. Снова зазеленели ивы и березы в приютском саду... От Наташи с Кавказа приходили редкие письма... От них веяло тонким ароматом дорогих духов, от этих голубых и розовых листочков, и таким радостным молодым счастьем, что невольный отблеск его загорался и в сердцах приютских девочек.

    Дуня с наслаждением сладкой печали читала и перечитывала эти письма, в которых говорилось о новой счастливой доле ее подруги... О любви и нежных о ней заботах доброй благодетельницы княгини Маро... О том, что она поступила в Тифлисскую гимназию и что о лучшей жизни ей, Наташе, нечего и мечтать. Княгиня Маро стала ее второю матерью, не отказывающей ей ни в чем, решительно ни в чем. И под впечатлением этих писем тоска по уехавшей подруге незаметно таяла в Дунином сердце.

    Новая возникшая дружба с Нан, приезжавшей теперь в приют чаще прежнего, старая привязанность к Дорушке - все это облегчало тоску Дуни по Наташе и примиряло с нею.

    А время шло... В неустанной работе, в труде, в ученье проходили часы, дни, недели, месяцы и годы... Как молодые деревца, росли и поднимались девочки...

    "волю", младшие поступали в приют, маленькие, смешные и робкие стрижки. Годы шли незаметно и быстро...

    Уехали из приюта и поступили на учительские курсы Феничка, Паланя, Гуня Рамкина, Евгеша... Других воспитанниц разобрали на места... Лучшие рукодельницы водворились в мастерские белошвеек и модисток... Старшие разлетались из приютского гнездышка... На смену их шли средние... Подросло новое поколение девочек и заняло насиженное прежними гнездо...