- Ну, что ты тут наковыряла? - послышался недовольный голос над головой Дуни.
Она со страхом подняла глазенки и встретилась взором с круглыми птичьими глазами Павлы Артемьевны.
- Батюшки-святители! Вот напутала! Сам домовой не разберет!
Энергичные брови надзирательницы сжались на переносице, глаза сердито блеснули.
- Деревенщина, как есть деревенщина! Шва стачать простого не умеет! Неужто не приходилось тебе ничего зашивать? - и брезгливо поджимая губы, Павла Артемьевна выхватила из рук Дуни неумело стаченную по шву тряпочку и разорвала ее снова по шву.
Едва успела она продеть в иглу новую нитку, как сторож с медалями, встретивший нынче Дуню с Микешкой в передней, вышел в зал и сказал, обращаясь к Павле Артемьевне:
- Барышня, к вам братец с женой пожаловали. В комнате дожидаются. Просят на минутку.
- Ага! Сейчас приду! - сразу оживилась та и, вскочив с места с живостью девочки, зашагала к двери. На пороге она остановилась, погрозила пальцем по адресу всех работниц, больших и маленьких, и произнесла своим резким, неприятным голосом:
- А вы - шить! Слышите? С места не вскакивать и работать до моего прихода. Кто-нибудь из старших присмотрит. Памфилова Женя, ты! С тебя взыщется, если опять шум будет. А я сейчас вернусь. - И скрылась за дверью рабочей комнаты. Вслед за тем произошло нечто совсем неожиданное для Дуни.
Лишь только представительная крупная фигура надзирательницы исчезла за порогом, поднялась необычайная суматоха и шум в рабочей комнате.
И взрослые девушки, и подростки, и маленькие "стрижки", как называли малышей в приюте за их наголо остриженные головенки, все это повскакало со своих мест и окружило Дуню.
Послышались неутомимые вопросы. Откуда она? Из какой губернии? Как зовут? Сирота ли? Есть ли родственники или знакомые в Питере? Платная она или казенка?
Девочка, испуганная, ошалевшая, недоумевающая, не успевала открыть рта, а вопросы все сыпались и сыпались на нее градом. Девушки и дети все теснее и теснее окружали ее.
Больше, впрочем, задавали вопросы стрижки и средние, два младших отделения приюта. Старшие же ограничивались лишь молчаливым разглядыванием Дуни и только изредка перебрасывались замечаниями на ее счет.
- Некрасивая...
- Худящая очень...
- Это с голодовок...
- У них в деревне не больно-то густо насчет еды!
- А глаза - ничего себе.
- Ну, вот еще выдумала! Глаза как глаза...
- Обыкновенные...
- Деревенская она, увалень, видать по всему.
- Обломается еще!
- У горбуньи не обломается. Ей бы в средние, к Пашке... Та оборудует живо.
Но вот, растолкав ряды старших воспитанниц, откуда-то вынырнула миниатюрная фигурка стрижки.
- Новенькая! Ты в Москве не была? - задала она вопрос Дуне. И не успела та ответить ей ни да ни нет, как неожиданно чьи-то цепкие руки схватили Дуню за уши и потянули кверху.
- А крикун-волосок где у тебя? Знаешь? - И чья-то быстрая рука ущипнула за шею девочку.
- Ай, - вскрикнула от боли Дуня.
- Ай поехал в Китай. Остался его брат Пай. А брат Пай просил нас: не обижай! - скороговоркой протрещал чей-то задорный детский голосок.
- Полно тебе, Сидорова! Не тронь новенькую! - вступилась беленькая, как снежинка, подросток-девочка лет тринадцати с черными, как коринки, глазами.
- Новенькая! А ты гостинца деревенского с собой не привезла? - зазвенел другой голосок, по другую сторону Дуни. И опять она не успела ответить, потому что третий запищал ей в самое ухо:
- А знаешь ли ты, что ждет тебя здесь, новенькая? - И новый голос умышленно забасил в другое ухо Дуни: - Утром уборка, днем шитье, работа да мутовка, а вечером порка от восьми до девяти.
- Порка! Порка! - захохотали кругом стрижки.
- Да полно вам, полно! - - удерживали их старшие. - Нечего зря пугать бедняжку!
Неожиданно прозвенел звонок за дверью и сразу наполнил своими звуками все уголки приюта.
- Динь, динь, динь, динь! - заливался колокольчик.
В ту же минуту большие стенные часы в рабочей отбили двенадцать ударов.
- Обедать, девицы. Обедать! Становитесь в пары. Я за Павлу Артемьевну нынче оставлена. Без разговоров! В столовую попарно. Марш!
- Ишь ты, командир какой! - насмешливо кричали Жене старшие, но не решались ослушаться ее, однако.
Спешно становились в пары приютки, занимая места. Взрослые впереди, маленькие сзади.
Одна Дуня оставалась стоять около своего стола, не зная, к кому подойти, растерянная и оглушенная всем этим непривычным для нее шумом и суетою.
- Послушай, новенькая! Становись со мною. У меня пары нет. А мы с тобою под рост.
у запуганного зверька из-под белесоватых редких ресниц.
- Меня Олей звать, Оля Чуркова. А тебя? - осведомилась малютка.
- Дуня Прохорова, - ответила Дуня, но так тихо, что ее едва-едва можно было услыхать.
В следующую же минуту они, взявшись за руки, встали позади всех парою и зашагали вниз по холодной лестнице, ведущей в столовую приюта.