- Алеша! Алеша! вы спите! этакой соня! А я вам радость принесла! Слушайте, я сейчас от магазина Ярова... Там ваша картина, а вокруг толпа народа, большущая... И все про картину говорят... Все ею восторгаются... дядю хвалят, говорят - "талант, восходящая звезда, знаменитость!" И это даже художники признают. Поймите! Знатоки! Там их целая толпа собралась... А я-то себе думаю: вот если бы Алеша услышал! А он, негодный, спит, как сурок в своей норке!
И болтая таким образом, Нюра тормошила за плечи Алексея, прикорнувшего в уголку дивана.
Солнце сияло вовсю. Лучи его, мелькая по комнате, заливали ее ярким светом.
Алеша быстро вскочил на ноги и мутными глазами уставился на девушку.
- Ха, ха, ха! - рассмеялась она, - и смешной же вы! Лохматый, заспанный! Причесывайтесь скорее! Побежим к Ярову. Послушаем, что говорят...
- Нет! я не пойду! - ответил Алеша таким упавшим голосом, что все оживление Нюры разом пропало
Чутким сердцем девушка уловила нотки отчаяния в голосе юноши.
Она мигом очутилась подле него, схватила его за руку и прошептала взволнованно:
- Голубчик, что с вами?
И вдруг, поймав брошенный на нее взгляд Алеши и прочитав в нем страшную муку и безысходную тоску, она разом поняла все.
- Бедный, бедный Алеша! - произнесла она тихо и крепко сжала руку юноши, - жаль мне вас ужасно... Дядя... дядя очень дурно поступил с вами! - и она неожиданно залилась горькими слезами. Ей было стыдно за поступок Марина и бесконечно жаль этого бедного, тихого, талантливого Алешу.
Но что же она могла сделать, бедная молоденькая девочка?
Разве только поплакать и погоревать вместе с ним!
........................
Через два дня после появления картины в витрине Ярова Марин получил по почте конверт с огромным княжеским гербом.
В конверте лежала записка, в которой князь Увалов - один из очень известных и знатных сановников Петербурга - приглашал художника Марина пожаловать в один из ближайших дней для переговоров относительно заказа.
Марин ликовал. Его известность, очевидно, проникла в самые высокие аристократические сферы.
"Не надо показывать вида, что я очень польщен этим приглашением, - решил Марин. - Пусть знает, что я ценю себя..."
И, нарочно небрежно повязав галстук, он поскакал на Сергиевскую улицу, где жил князь.
Спустя полчаса лакей вводил его в кабинет князя. Последний сидел у стола и курил дорогую сигару.
Он слегка кивнул на почтительный поклон Марина и, указав ему на ближайший стул, начал:
- Я видел у Ярова в витрине вашу картину "Ради сына" и пришел от нее в восторг.
Марин поклонился.
- Под впечатлением этой картины, - продолжал князь, - у меня явилось желание заказать вам портрет моей дочери.... моей покойной дочери, которой уже около пяти лет нет со мною... У меня осталась лишь фотографическая карточка Лели и по ней вы должны нарисовать портрет или, вернее, картину, изображающую улетающего ангела... Лицо ангела должно быть лицом моей Лели. Но, главное, вы должны точно воспроизвести ее глаза. Я давал писать ее портрет многим художникам, но они не могли справиться с задачей. Глаза не удавались, и картина казалась заурядной... У нее были особенные глаза, у моей Лели! Достаточно вам взглянуть на ее портрет и вы поймете, что я не ошибаюсь.
И князь протянул Марину небольшую фотографическую карточку, изображавшую молодую девушку с действительно божественными, лучистыми глазами.
Марин встал, подошел к окну и с видом знатока стал внимательно рассматривать карточку,
- Да, вы правы! Глаза княжны удивительные! - сказал он, - но я справлюсь с этой задачей! - заключил он, гордо взглянув на князя.
- Постарайтесь!.. Прошу вас уделить этой картине особенное внимание, - продолжал князь. - Что же касается цены, то можете ее назначить сами... Предупреждаю вас, что я охотно готов заплатит пять тысяч и даже больше за картину с изображением моей дочери, если только картина удовлетворит меня.
Надеюсь, вы будете довольны! - проговорил он с достоинством и, низко поклонившись князю, вышел из его апартаментов, унося с собой карточку.
"Не нравится мне физиономия этого Марина что-то! - размышлял по его уходе князь, - он скорее похож на какого-нибудь дельца, чем на художника. А впрочем... какое мне дело до его внешности, если он воспроизведет мне дорогое личико моей Лели..."
На глаза князя навернулись слезы.
Он безумно любил свою покойную дочь.