Счастливчик
Глава XXIII

-- Кривая улица, дом N 4. Здесь. Стоп, ребята. Полегонечку входи в калитку. А все остальные двадцать девять мальчиков, уже далеко не с прежней веселостью, но с удвоенной энергией шагают по пустынным улицам...

Помидор Иванович старается говорить твердо, но лицо у него неспокойное, встревоженное, одним словом, смущенное лицо.

За ним и у всех двадцати девяти мальчиков лица вытягиваются на четверть аршина. Глаза испуганно бегают по сторонам.

Перед гимназистами маленький ветхий домик, окруженный садом, похожий на избушку, и покосившееся крылечко. Дверь чуть приоткрыта в сени. В окно, наполовину замерзшее, глядит чье-то незнакомое женское лицо в платочке. Глядит с минуту очень удивленно, потом скрывается и на пороге показывается пожилая женщина в теплом платке.

-- Вам кого? И что это вас так много? -- спрашивает женщина, подозрительно поглядывая на гимназистов.

-- Нам Корнила Демьяновича. На минутку. Будьте любезны вызвать его к нам,-- самым умильным тоном произносит Янко, выступая вперед.

Этот умильный тон, васильковые глаза и все красивое личико Ивася делают свое дело. Старушка в платке кивает.

-- Да вы не больного ли Коленьку навестить пришли? -- смягчившись, спрашивает она.

Тридцать голосов хором подтверждают ее предположение.

-- Коленьке лучше сегодня! В первый раз лучше за всю неделю. Я сейчас Корнила Демьяновича кликну,-- поспешно говорит она и исчезает за дверью.

Шестьдесят глаз впиваются по направлению сеней. Тридцать сердечек колотятся в груди шибко, шибко... А что, если...

Но размышлять о том, что может случиться, поздно.

На пороге сеней стоит Корнил Демьянович.

-- Войдите в сени, войдите, холодно на дворе. В комнату не зову. У Коли брюшной тиф. Хоть не заразительно, как уверял доктор, а все же... Здесь в сенях печка, обогреетесь по крайней мере. -- говорит Корнил Демьянович, ласково похлопывая стоявших ближе к нему мальчиков по плечу.

Что-то щекочет в горлах маленьких гимназистиков. Что-то, непрошенное, влажное, набегает на глаза.

-- "Господи! Как он может говорить так с нами, злыми, негодными! Как он мог забыть так скоро!" -- тревожно то бьется, то замирает каждое взволнованное сердечко...

Вдруг чье-то громкое рыдание прорывается наружу. Маленький бледный взволнованный Голубин бросается к Дедушке и лепечет, всхлипывая и прижимаясь к его груди:

-- Простите нас всех... всех простите... Мы пришли... все пришли... просить... простить... забыть:., пожалуйста... глупые мы все... дурные... смеялись... а вы добрый... добрый...

-- Ангел вы! -- высокими нотками помимо его собственной воли вырывается из груди Калмыка, и Миша Бурьянов в свою очередь бросается к старику. -- Вы ангел,-- кричит он нервно с рвущимися в голосе слезами,-- а я поросенок! Да, поросенок, потому что это ведь я! Нарочно... я... Прибить меня мало за это! Ах, прибейте меня!

И, неожиданно выпалив эту фразу, Бурьянов с залитым краской смущения лицом приникает губами к руке Дедушки.

Старый воспитатель смущен, потрясен, взволнован не меньше мальчиков.

"О, эти мальчики! Золотые у них сердца! Взбалмошные, шаловливые, проказливые головки, а сердечки -- чистые росы в сердцевинах цветов",-- невольно думает старый воспитатель и кладет на кудлатую головку Калмыка свою старчески-сморщенную руку.

Мальчики притихли. В сенях тишина. Только дрова весело потрескивают в печке.

Мы самые здоровые и крепкие... Оставьте нас у Коленьки вашего... дежурить на ночь... и сейчас вечером... А вы отоспитесь... отдохните... и, ей-богу же, мы рады послужить вам, Корнил Демьянович...

Мальчик высказался и умолк. Молчали и другие. И старый воспитатель молчал. По лицу его текли слезы. Слезы радости, счастья, гордости за детей.

Так вот они зачем пришли, эти милые взбалмошные мальчуганы!

Сердце Корнила Демьяновича залила какая-то волна, теплая, нежная, мягкая, как бархат.

Глаза, полные слез, обегали все эти милые взволнованные личики, обращенные к нему с таким светлым выражением раскаяния, преданности, ласки... И сердце Дедушки таяло от нежности и любви.

Но услуг "славных мальчуганов" Корнил Демьянович все же не может принять, Коле теперь лучше: дело идет на поправку. Опасность прошла. К тому же, инспектор позволил Корнилу Демьяновичу не являться на службу, пока болен мальчик. Значит, днем, пока у маленького больного сидит хозяйка (женщина в платке, которой и принадлежит крошечный домик), он может выспаться и отдохнуть на славу.

Теперь Корнил Демьянович говорит бодро, весело. Старый воспитатель счастлив. Его мальчики -- его милые дети обрадовали его, утешили. Он их понял, понял их золотые сердца.

И он прощается трогательно, ласково с детьми. Ему надо к Коле, который шевелится там, в их единственной комнатке, за плотно запертой дверью. Мальчики высказывают тысячу горячих пожеланий Дедушке и внуку. А затем притихшая ватага осторожно, стараясь не стучать и не беспокоить больного Колю, трогается в обратный путь.

По дороге -- непредвиденный случай с маленьким Голубиным. Аля Голубин так устал, что буквально едва волочит ноги. Решено посадить Алю на трамвай, благо Счастливчик великодушно предлагает свои двадцать копеек.