Глава:
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11 |
-- Дзинь! Дзинь! Дзинь! Дзинь!
И еще раз, но уже безостановочно одним сплошным звуком поет колокольчик.
-- Дзззззньньнь! Дззззззыннннь!
-- Батюшки мои! Да это наш маленький барин!
-- Господи! Царица небесная! Кирушка вернулся!
-- Счастливчик! Милый! Родной! Ненаглядный! Счастливчик!
-- Где он! Где он! Дайте мне его сюда! Сюда!
Целый град возгласов испуга, радости, восторга, недоумения. Целый град упреков и поцелуев сыплется на Киру: где он был, Счастливчик, отчего так поздно? Ездили в гимназию -- там нет, бегали, искали по всему городу -- тоже нет. Даже в полицию заявлять хотели. Право, даже в полицию. Где он был? Где он был до сих пор? Бабушка, няня, monsieur Диро, Ляля" Симочка, Аврора Васильевна, Франц -- все толпятся вокруг Счастливчика, глядят на него огромными от радости и испуга глазами, ощупывают его, точно сомневаясь, он ли это, и желая убедиться, что это он сам, собственной персоной, сам маленький Кира Раев, Счастливчик. Да, это, вне всякого сомнения, он сам! У бабушки и Ляли лица белее мела, а веки красные и слезы на глазах.
Они, должно быть, плакали. И сейчас вот-вот заплачут обе.
В дверь из гостиной в столовую виден накрытый к обеду стол. Чистые тарелки, нетронутые салфетки. Неужели еще не обедали, но ведь уж скоро шесть.
Сердце Счастливчика тревожно бьется. Ему жаль бабушку и Лялю, жаль, что они плакали, жаль, что все голодные из-за него. И он тревожно и сбивчиво начинает пояснять причину своего отсутствия: как они "разыграли" Дедушку, как отправились в Галерную Гавань, в домик, где больной Коля в тифу, и прочее, и прочее, словом -- все, как было. На лицах окружающих ужас.
Слово "тиф" производит неописуемое действие.
-- Ребенок в тифу!.. Он был там, где лежит больной тифозный ребенок! -- вскрикивает бабушка. -- Боже мой! Он заразился! Он наверно заразился! Дитя мое! Как это неосторожно, милое дитя!.. Обтереть его всего одеколоном, дать ему хины, вина, валериановых капель, уложить в постель, укутать хорошенько! Проветрить все платье маленького барина! И доктора надо, непременно доктора надо позвать! -- трепещущим голосом приказывает бабушка.
Несколько секунд длится пауза, точно тиф уже здесь налицо, точно Счастливчик приговорен уже к смерти, точно сейчас решается вопрос -- жить ему или умереть.
И вдруг нежный голосок Ляли звенит:
-- Но как он попал домой из Галерной Гавани! Ведь это где-то чуть ли не на краю света, а денег у него не было с собой! -- тревожно вслух рассуждает девочка.
-- Да, да! Как ты попал домой? -- подхватывают испуганно бабушка, няня, Аврора Васильевна, Симочка и monsieur Диро.
Счастливчик точно мгновенно вырастает на целую голову. Он начинает чувствовать себя в положении маленького героя. Его хорошенькая головка приподнимается с заметной гордостью, и он, тоном настоящего маленького мужчины, заявляет во всеуслышанье:
-- Пешком! Я шел туда и обратно пешком!
-- Ах! -- не то вздох, не то вопль отчаяния срывается с уст присутствующих.
Возможно ли! Он, крошка, маленький Счастливчик, человек-куколка, чуть ли не десять верст сделал пешком!
Бабушке положительно ;едва не делается дурно, голова кружится, в ушах звенит.
-- И один! Он пришел один оттуда! -- лепечет бабушка, и слезы градом льются из ее глаз.
Счастливчик сам готов разрыдаться, так ему жалко бабушку. Он бросается к ней, хватает ее руки, целует их и шепчет:
-- Нет, нет, бабушка, не один, милая, не плачь, не плачь!.. Я со всем классом шел туда и обратно, а потом... потом до дому меня довел вот он, Помидор Иванович,-- и он указывает рукой на дальний угол прихожей.
В углу стоит мальчик, плотный, неуклюжий, с румяными, толстыми щеками и открытым, смелым лицом.
-- Это вы привели нашего Киру? -- бросается к нему, насколько ей только позволяют быстро ее костыли, Ляля.
-- Да нешто он слепенький, чтобы его водить? Скажете тоже! Сам пришел!--отвечает Ваня Курнышов, который по усиленным просьбам Счастливчика зашел к нему в гости.
Ваня Курнышов смущается едва ли не в первый раз в жизни. Он терпеть не может "лизаться", да еще вдобавок с девчонкой. Девчонки, по мнению Вани, нечто среднее между куклой и магазином модных вещей. Терпеть он, Ваня, не может девчонок. Что от них можно ожидать хорошего?.. Ни побороться с ними, ни в лапту, ни в городки поиграть... А между тем, печальные темные глаза, умное, задумчивое личико и костыли (главное, костыли) имеют свое неожиданное действие на Ваню.
-- Бедная девочка! Она калека! -- выстукивает с болью сожаления его доброе сердечко. -- И он не обтирает свою щеку, как это проделывается им обыкновенно после поцелуев его сестер, и бормочет смущенно:
-- Что ж такого! Ну, пришли... Ну, десять верст отмахали... Ну, и на собственных рысаках... Што ж тут худого, скажите!
Мик-Мик, неожиданно появившийся в эту минуту из соседней комнаты, откуда он наблюдал все происходившее в прихожей, весело хохочет:
-- Но... -- заикается бабушка таким же шепотом,-- я не знаю, какой он семьи...
-- О, уверяю вас, что он не самоед и не скушает всех нас вместо жаркого,-- замечает, смеясь, Мик-Мик,-- и притом он ведь спас нашего Киру!
-- Да, да, он спас нашего Киру,-- торопливо соглашается бабушка, и Помидора Ивановича решено оставить обедать.