Проснулся господский дом. В окнах его замелькали огни.
На террасе собрались все обитатели усадьбы: Валентина Павловна Раева с внуком Кирой и калекой-внучкой, хромой четырнадцатилетней девочкой Лялей, ходившей на костылях, их гувернантка, Аврора Васильевна, -- пожилая сухая особа; француз, добродушный старичок мосье Диро, или "Ами", как его называли дети; репетитор белокурого черноглазого мальчика Киры, поразительно маленького для своих десяти лет, дальний родственник Раевых, студент Михаил Михайлович Мирский, "Мик-Мик" по прозвищу, данному ему самим Кирой, и другие.
Тут же были и три товарища по гимназии маленького Раева -- дети бедных родителей, которых гостеприимная и добрая Валентина Павловна пригласила провести в Раевке лето: маленький, необычайно нежный, похожий на тихую девочку, Аля Голубин, сын отставной школьной учительницы; краснощекий, румяный, плотный крепыш, Ваня Курнышов, сын бедного сапожника, и синеглазый веселый, горячий, как огонь, одиннадцатилетний хохол-сирота -- Ивась Янко.
Между мальчиками то и дело юлила небольшая фигурка двенадцатилетней девочки, с носиком-пуговицей, вихрастой головкой и бойким птичьим личиком, шаловливой, везде и всюду поспевающей. Это была Симочка -- приемыш Валентины Павловны, выросшая в ее доме вместе с сиротами-внуками.
Няня Степановна и щеголеватый лакей Франц, у которого ничего не было немецкого, кроме его имени, тоже пришли на террасу разделить беспокойство своих господ.
Кира, прелестный изящный мальчуган, с короткими кудрями и глазами, похожими на коринки, волновался больше других.
-- Вы поймите! Вы поймите! -- обращался он то к одному, то к другому. -- Бабушка мне его подарила! А они его украли! Гадкие, противные, злые цыгане!.. Мы проезжали, катаясь утром, мимо табора... Останавливались... А они так смотрели на Ахилла! Так смотрели!.. О, бабушка, бабушка! Да неужели же мы не найдем Ахилла, моего голубчика? Неужели не вернем?
-- Будьте же мужчиной, Кира, -- шепнул, приблизившись к своему ученику, Мик-Мик, в то время как Валентина Павловна, стараясь всячески утешить внука, гладила его кудрявую головку.
-- Жаль, что я не поехал вместе с погоней! Я бы поймал вора, -- неожиданно проговорил синеглазый красавчик Янко, вспыхивая от нетерпения.
том насмешливо осведомился у товарища Ваня Курнышов.
-- Ну, знаешь, благодари Создателя, что уж больно торжественная минута, а то бы я тебя...
И Янко незаметно щелкнул Ваню по его широкому, бойко задранному кверху носу.
-- Ах, ты!.. -- всколыхнулся тот.
-- Тише, тише! Я слышу, сюда идут. Лошадиные копыта тоже слышу, -- и бледная, тоненькая, хромая девочка Ляля, подняв пальчик, остановилась у дверей террасы.
но крестясь, вставила свое слово Степановна, тоже выглядывая за дверь.
-- Поймали! Вора поймали! Ура! -- неистово, на весь сад, крикнул веселый Ивась и осекся, замолк сразу.
Двое мужчин с мальчиком, бессильно свесившимся у них на руках, подошли к террасе и положили бесчувственное тельце па ее верхнюю ступеньку.
Кучер Андрон выступил вперед и, волнуясь, передал в коротких словах обо всем случившемся.
-- Вот он, воришка этот, либо мертвый, либо живой, не знаем. А лошадь исчезла, как в воду канула. Утром мы с Ваней обшарим весь лес... С парнишкой что прикажете делать, Валентина Павловна, ваше превосходительство? Куда нам велите доставить его? -- заключил вопросом свою речь Андрон.
простертое перед пей маленькое тело цыганенка, с курчавой головой, с сочившейся струйкой крови из раны на виске, и проговорила взволнованным голосом:
-- В больницу его надо... Запрячь коляску и отвезти его сейчас же в больницу... Скорее!
-- Ах, нет! Не надо в больницу!.. Он умрет по дороге! Смотрите, какой он бледный жалкий и весь в крови!
И хромая девочка наклонилась над Орлей.
-- Бабушка, милая, дорогая, не отсылайте его от нас!.. Я выхожу его... Может быть, он выживет... не умрет... Умоляю вас, бабушка, хорошая, дорогая.
ке Раевой.
-- Но ведь он вор, Ляля! Пойми, таких в тюрьму сажают, -- волнуясь, протестовала Валентина Павловна. -- Он, наконец, у твоего брата лошадь украл! Сделал несчастным бедного Киру!
-- Бабушка! Милая! Но ведь, может быть, и не он украл. И притом, кто знает, его могли научить украсть другие или заставить... принудить... Это ведь никому не известно... Я умоляю, бабушка, разрешите его оставить у нас... Он поправится и тогда скажет, куда девалась лошадь и зачем он увел ее. Я сама буду ухаживать за ним. Милая бабушка, разрешите только!
Калека-девочка просила так трогательно и кротко, что не привыкшая отказывать в чем-либо своим внукам бабушка невольно задумалась. Легкое колебание отразилось на ее лице.
Валентина Павловна сама была очень добрая и чуткая по натуре. Пропажа дорогой лошади огорчила ее, тем более что лошадь эта была любимой забавой ее внука Киры-Счастливчика, как его называли все в доме. Но, с другой стороны, нельзя же было дать умереть мальчику, которого еще можно попытаться спасти. Вор он или не вор -- покажет будущее, а пока надо во что бы то ни стало помочь ему.
-- Осторожно поднимите мальчика и отнесите его в угловую комнату. Да пускай кто-нибудь скачет за доктором в город... Попросите его сейчас же, ночью, приехать к больному.
Потом, помолчав немного, добавила тихо: -- И воды принесите мне теплой, ваты и бинтов. Пока что надо промыть и забинтовать рану.
И первая принялась хлопотать около бесчувственного тела Орли.