• Приглашаем посетить наш сайт
    Ахматова (ahmatova.niv.ru)
  • Щелчок
    Часть II. Глава VII

    -- Вот и мы, Валентина Павловна. Мы приехали с папой. Поздравляем вас и Лялечку. Мама с те­тей Натали будет через час. У нас новая тетя гостит. Вы ее не знаете. Ах, она такая прелесть! Только грустная, печальная, а уж добрая, как ангел. Говорят, у нее горе большое было в жизни. Она не родная наша тетя, а мамочкина подруга по институту, а уж красавица такая. Дуся! Прелесть! Вот увидите.

    Все это бойко тараторила Сонечка Сливинская -- нарядно одетая институточка, входя в гостиную Раевых вме­сте с отцом своим, полковником в отставке, младшей сестрой Катей и братьями, пажом Валей и лицеистиком Анатолем.

    Валентина Павловна, Ляля, Аврора Васильевна, Мик-Мик, monsieur Диро и дети встречали гостей на пороге зала.

    Смех, шутки, поцелуи, приветствия так и сыпались со всех сторон.

    За Сливинскими приехали Картаевы: очень важная по виду мамаша и две дочки-двойняшки, Мимочка и Ни­ночка, одиннадцатилетние девочки, корчившие из себя взрослых.

    Затем -- купчиха Таливерова со своими шестью до­черьми и четырьмя сыновьями-реалистами.

    Еще приехала Зоренька Тимьева -- подруга Ляли, нарядная пятнадцатилетняя барышня-подросток, жив­шая по соседству с Раевыми. Приехала она с братом, гимназистиком Валером.

    Приехала, кроме того, бедная помещица Гарина со своими четырьмя детьми -- старшей девочкой Сашутой и малышами-сыновьями, и еще несколько человек гос­тей.

    Купчиха Таливерова, необычайно большая женщина с грубым голосом и очень добрым сердцем, лишь только вошла, как забасила на всю залу:

    -- Ну, а цыганят ваших вы нам покажете, Валенти­на Павловна?

    -- Вот один экземпляр, позвольте представить ваше­му благосклонному вниманию! -- выдвигая вперед сму­щенную Галю, произнес Мик-Мик.

    -- Батюшка, да она совсем как мы, русские! -- за­басила Таливерова. -- А цыгане-то больше чумазые, прости Господи, на тех похожи, кого и назвать страшно.

    -- Именно страшно! -- подхватил Мик-Мик. -- Но сия благонравная девица нами всеми любима за свою кротость. -- И он погладил по головке смущенную Га­лю. -- К тому же она приемыш цыганский, а не цыганка вовсе, такая же цыганка, как и мы с вами, -- прибавил Мик-Мик.

    -- А ее брат где же? Мы столько слышали о нем, -- интересовались юные гости.

    -- Он пошел искать луну, -- сострил Ивась.

    -- Зато оставил здесь следы своего пребывания.

    И Ваня Курнышов торжественно указал рукою на висевшие вдоль стены картины и портреты со смытыми рисунками.

    -- Ха, ха, ха! -- засмеялась молодежь. -- Мы знаем эту историю.

    -- Дети! Дети! Чаю не угодно ли, фруктов и кон­фет? Господа взрослые, пожалуйста! -- приглашала всех Валентина Павловна к столу.

    -- Воображаю эту таборную цыганку! -- шепнула Мимочка на ушко сестрице. -- Как она танцует!

    Ниночка презрительно пожала плечиками.

    -- И есть, верно, не умеет как следует!

    Веселая Сонечка подбежала к Ляле.

    ­крывая лицо хромой девочки бесчисленными поцелуя­ми. -- Вся ты живешь для других. Сама не можешь весе­литься на балу, так другим предоставляешь возможность поплясать и попрыгать.

    -- Ляля, наша единственная в мире Ляля! -- под­твердил Счастливчик с таким видом и важностью, что все не выдержали и рассмеялись.

    Лишь только дети и подростки успели напиться чаю и на славу угоститься сладким и фруктами, -- тихие и мелодичные звуки вальса послышались из гостиной.

    -- Танцевать! Танцевать! Ах, как весело! Идемте. Идемте скорее! -- выскакивая из-за стола и бросаясь в гостиную, кричала молодежь.

    Столовая опустела. Там осталась одна Галя. Провор­ным движением девочка взяла со своей тарелки положен­ные ей туда Лялей грушу, яблоко и конфеты, к которым она не прикоснулась за чаем, и сунула их в карман.

    -- Это для Орли. Он, бедненький, не пришел к столу! -- шепнула она с доброй, ласковой улыбкой и поспешила в залу.

    * * *

    Чудные, душу ласкающие звуки несутся из-под рук тапера, выписанного нарочно из Петербурга Валентиной Павловной ко дню рождения внучки. Звуки эти вылетают сквозь открытое окно в сад. По зале кружатся веселые пары. Юные личики дышат счастьем, разгоревшиеся гла­зенки так и блестят.

    К полному удивлению Мимочки и Ниночки, "табор­ная цыганка" оказалась очень грациозной танцоркой. Галя своим изяществом поражает даже взрослых, заняв­ших места вдоль стен комнаты и любующихся праздни­ком детей.

    Счастливчик, с галантностью настоящего маленького хозяина дома, приглашает без конца юных дам.

    Вот Кира останавливается перед высокой Сашутой и расшаркивается перед нею.

    -- Позвольте вас просить!

    Он с особенным удовольствием танцует с девочками Гариными, потому что они очень бедные дети и одеты хуже всех. А бедность и лишения всегда находят себе отклик в отзывчивом сердечке Киры.

    -- Кирушка, опомнитесь! Да вы мне по талию буде­те, уж очень я высокая дама для вас! -- смущенно бор­мочет Сашута, которая действительно ростом почти вдвое больше Киры.

    -- Не беда, -- встряхивает кудрями Счастливчик,-- лишь бы весело было!

    -- Жираф и воробышек! -- острит Ивась.

    Он танцует с Мимочкой и все не может попасть в такт.

    -- Ах, Боже мой, -- волнуется девочка, которой ужасно хочется изображать взрослую, -- вы совсем не умеете танцевать вальс!

    -- Начихать! Зато как я гопак валяю -- небу жарко!

    -- Что это за гопак? -- высоко вскинув бровки, осве­домляется Мимочка.

    -- Малороссийский танец. Вот танец! Пальчики обли­жете! -- восторженно восклицает Ивась и попадает каб­луком своей "даме" на ногу.

    -- Воображаю, -- морщась от боли, тянет Мимочка,-- мужицкий танец! Одни мужики его танцуют. И чему вас в гимназии только учат, право! -- возмущается она.

    -- Чему учат? О, многому! -- весело хохочет Ивась. -- Географии учат, фотографии, типографии, долблению, вихрекручению, орфографии, каллиграфии, французско­му, русскому, зубрежке, долбежке... -- перечисляет ско­роговоркой синеглазый хохол.

    -- Ха, ха, ха, ха! -- не выдержав своего тона взрос­лой девицы, разошлась смехом Мимочка.

    -- Хихихихи-хахахаха, пляшут две курицы и три пе­туха! -- вторит ей Ивась.

    ­стый увалень Ваня.

    Он пыхтит, как самовар, и обливается десятым потом. Его дама, нарядная аристократка Зоренька, снисходи­тельно улыбается, хотя ее неуклюжий кавалер отдавил ей все пальцы.

    -- Нет, не могу! -- потеряв наконец терпение, сму­щенно говорит Ваня. -- Я от печки привык... Уж вы из­вините, но я должен начинать от печки...

    -- Да ведь мы и так от печки начинаем! -- смеется его дама.

    -- Так это печка с правой стороны, а я привык, что­бы она была с левой! -- смеется Ваня.

    -- Экая невежа печка, что бы ей в сторонку налево отойти! -- острит плавно танцующий с младшей сестрой лицеист Толя.

    Посреди зала Мик-Мик с Симочкой танцуют что-то среднее между вальсом и галопом. И оба от души хохо­чут.

    -- Что, Симочка, -- замогильным голосом басит Мик-Мик, -- вы не очень скучаете с вашим старым кавале­ром?

    -- Вы не старый, Мик-Мик, -- протестует Симочка,-- сколько вам лет?

    -- Сегодня в обед минуло сто лет. Если отнять от ста семьдесят восемь, то что останется, то и будет мое. Сколько мне лет, Симочка? А? Решите!

    -- Двадцать два года! -- живо сообщает девочка.

    -- Молодчина! Решила быстро.... отменная девица! А вот другой задачи вам не решить ни за что: где Шура?

    -- Не знаю.

    -- И я не знаю тоже! -- с комическим видом вздыхает Мик-Мик. -- Господа! -- на минуту заглушая музыку своим деланным басом, повышает он голос, останавлива­ясь среди залы. -- Кто отыщет Шуру, тому третья часть вознаграждения! Слышите меня!

    -- Слышим! Слышим!

    -- Он, верно, в саду. Идем искать его! Идем скорее! -- весело отзываются дети.

    Мальчики быстро выбегают из залы и рассыпаются по аллеям сада. Минут десять оттуда, с разных сторон, доносятся их веселые голоса.

    Вдруг звонкий голос Ивася покрыл все остальные. "Нашли! Нашли!" -- кричит Ивась на весь сад.

    Еще минута -- и на пороге залы Ваня и Ивась, а между ними Орля.

    Его костюм отсырел. На нем темные пятна. Успевшие отрасти за лето кудри спутались и нависли на лоб. Гла­ва блуждают. Он думает, что его будут бранить, и прини­мает боевую позу. Кстати, он уже успел подраться по дороге сюда с синеглазым хохлом.

    Но бабушка Валентина Павловна, как ни в чем не бы­вало, ласково проводит по его кудрям рукою и, представ­ляя гостям, говорит:

    -- Это наш друг, Шура. Он уже привык к нам, хотя все еще немного дичок.

    Потом, нагнувшись к его уху, тихо шепчет:

    -- Пойди, переоденься, дружок, и приходи к нам ско­рее.

    Несколько прыжков -- и он уже за дверью, быстро прибежал к себе и, сорвав с себя свой новый костюм, облачился в будничный: плисовые шаровары и красную рубашку.

    -- Пусть Галька расфуфыривается, сколько хочет, а мне не надо. Хорош и такой! -- сердито бурчал он себе под нос.

    Когда мальчик снова появился в зале, веселье там было в полном разгаре.

    Дети танцевали и резвились от души. Галя с Алей, как две беленькие птички, носились по комнате, возбуж­дая всеобщее одобрение.

    -- Совсем как брат с сестрой! -- восхищалась Таливерова. -- И кто скажет, что это -- маленькая цыганка, выросшая в таборе! И как они подходят друг к другу: та­кие оба кроткие, тихонькие, нежные, как голубки.

    Эти слова достигли до ушей Орли и точно ударила его молотом по голове.

    -- Галька подходит к Альке, этому ощипанному во­робью? Нет, уж дудки! Дружбе этой не бывать! Я ее брат, а не Алька... Зазналась она больно...

    -- Мальчик, что ж вы не танцуете? Хотите, я про­танцую с вами? -- внезапно раздался за его плечом ве­селый щебечущий голос.

    Орля живо обернулся и увидел нарядную Сонечку Сливинскую. При виде ее беззаботного лица гнев Орли запылал еще больше.

    -- Ну, чего лезешь! -- грубо окрикнул он ее. -- Мне Альку проучить надо.

    -- Ай-ай-ай! Какой сердитый! И не стыдно быть та­ким сердитым, а? Пойдем-ка лучше попляшем, дикарь ты этакий.

    ­ла его на месте.

    Новый, уже безудержный прилив злобы обуял цыга­ненка. Не помня себя от злости, он схватил сам Сонечку за тоненькие кисти рук и закружил ее по зале.

    Сначала она весело хохотала и сама помогала быстро­те верчения. Но взбешенное, побелевшее от волнения, лицо Орли, в вихре мелькавшее перед ней, вдруг испу­гало девочку, вспугнуло ее веселость.

    -- Довольно! Довольно! Я устала! У меня кружится голова! -- хотела она крикнуть и не могла.

    От быстроты верчения дыхание замерло у нее в груди. Лицо побелело, как бумага, глаза остановились с широ­ко раскрытыми зрачками.

    ­ной быстротой.

    Музыка прекратилась... Со всех сторон к ним бежали старшие... Дети кричали что-то... О чем-то просили...

    Но Орля был как безумный. В этом бешеном круже­нии он срывал свою злость на ни в чем не повинной Со­нечке.

    -- Остановите его! Остановите! -- кричали перепуганные насмерть дамы.

    Мужчины бросились к Орле.

    ­сился в сад, оттуда на двор, где горели костры и по­одаль от них угощалась приезжая прислуга...

    Отбежав подальше, он кинулся на траву, взволнован­ный и неподвижный, испуганный насмерть своим поступ­ком.

    Разделы сайта: