Щелчок
Часть I. Глава XIII

Снова ночь. Теплая, душистая, какие бывают ночи в июне. Легкий, чуть заметный, ветерок колышет верхушки лип и берез в большом господском саду.

Все тихо кругом. Уснула усадьба. Даже ночной сторож вздремнул ненароком под забором. Молчит его трещот­ка. Молчат и цепные собаки, уставшие за день лаять и рваться с цепей.

Один Орля не спит. Он лежит с широко раскрытыми глазами в той самой комнате, где долгие две недели ле­жал, прикованный к постели. Лежит и смотрит в окно.

Его сердце ликует. Пройдет ночь, взойдет солнце, так думает Орля, и он уйдет отсюда догонять табор, своих.

Не нищим уйдет, а нарядным, в сапогах, алой рубахе, в шапке, в пальто. И денег ему дали, два целковых на дорогу. Ровно тебе барин. То-то подивятся на него в та­боре! А он, первое дело, к дяде Иванке: про Яшкину каверзу донесет, всю правду откроет, кто коня увел, и про Гальку все разузнает. Ежели в таборе ее нет -- сейчас же дядя Иванка разыскать ее прикажет, Орлю на­градит, как обещал, к себе с Галькой его в дети возьмет, и будет у них не жизнь, а масленица. А Яшку из табора выгонит... Поделом ему, вору...

Орля даже привстал с постели от радостного волне­ния.

Только бы уж скорее, скорее минула эта ночь!

Выплыло перед ним на мгновение бледное личико с кроткими, грустными глазами, вспомнилась ему хромая девочка, ухаживавшая за ним, как мать, во время болез­ни. Опять теплая волна прилила к сердцу и отхлынула снова...

Орля зажмурил глаза, натянул одеяло на голову и, свернувшись комочком на мягкой постели, приготовился спать, как неожиданно снова вскочил и, устремив глаза в окно, стал чутко прислушиваться.

До его ушей донесся легкий, чуть слышный, стон, доходивший из сада.

С минуту мальчик сидел, недоумевающе хлопая глазами.

"Что за диво! Кому бы стонать в эту пору в саду? -- вихрем пронеслась в его голове тревожная мысль. -- Пустое! Послышалось, стало быть, либо деревья от ветра скрипят", -- успокоил он себя и снова с наслаждением прикорнул на подушку головою.

Новый стон, еще более продолжительный и громкий,, прорезал ночную тишину.

Теперь уже не могло быть никаких сомнений. Кто-то стонал в саду, и совсем близко, чуть ли не под окнами, дома.

В одну минуту Орля уже стоял посреди комнаты, неспешно натягивая на себя платье.

Он уже был у окна, когда таинственное неведомое существо снова простонало, но на этот раз очень слабо, чуть слышно.

-- Помирает никак кто-то... Пособить бы надо, -- проговорил сам себе мальчик и, быстро распахнув окно, высунулся из него.

Его зоркие глаза пронзительным взглядом окинули чащу сада.

В полутьме сгустившихся сумерек что-то белело под " одним из кустов.

-- Собака либо человек. Живая тварь. Все едино по­соблю, чем могу, -- решил мальчик и, упершись руками в подоконник, одним взмахом тела перенес через него но­ги и очутился в саду.

­гом к ясно теперь намечавшемуся таинственному пред­мету.

-- О-о-о! -- пронеслось в эту минуту новым стоном и замерло в чаще сада.

Что-то слабо зашевелилось под кустом.

В несколько секунд Орля был подле.

Перед ним ничком лежала девочка, босая, полуоде­тая, в длинной холщовой рубашонке. Уткнувшись ли­цом в землю и разбросав худенькие ручонки, она ис­пускала глухие, протяжные стоны.

-- Никак помирает девчонка! -- испуганно шепнул Орля и быстро опустился перед ребенком на колени. Его руки приподняли голову девочки. Он заглянул ей в лицо, и громкий отчаянный вопль вырвался из его груди, огла­шая сад, дом, всю усадьбу.

-- Галька! Галина! Это моя Галька!..

Крик Орли, вырвавшийся из самого сердца мальчика" привел в себя стонавшую девочку.

Она широко раскрыла тусклые глаза, напряженно вгляделась в лицо державшего ее на своей груди мальчика, и сознательная светлая улыбка озарила ее худень­кое испитое личико.

-- Орля! Орля! Братик мой милый!.. Нашла я тебя! Нашла!.. Господи! счастье какое!.. Со мною братик мой, Орля, дорогой, голубчик мой!..

Слезы потоком хлынули из глаз девочки, худенькие ручонка ее обвили шею брата; все ее исхудалое тельце трепетало, дрожало от волнения на его руках.

-- Галя! Пташечка бедная! Как ты здесь очутилась?-- лепетал мальчик, сам не замечая, как крупные слезы текут у него по лицу. -- Скажи, Галька, лапушка, род­ненькая, как ты дошла до меня?

Девочка, едва живая от слабости, сделала невероят­ное усилие над собой и заговорила:

-- Орленька, голубчик мой сизый... когда ты ушел, к ночи прискакал злой Яшка, коня привел и говорит: "Я привел, а Орля хваленый всех вас надул, видно!.." Тут дядя Иванка так рассердился... "Обманул меня Орля, -- говорит, -- из табора удрал". И стал он меня бить... Больно-пребольно... Каждый день стал бить, вид­но, тебе в отместку... А у меня и без него сердце по тебе, братику моему, все изныло... Где, думаю, Орля мой? И все чудилось, что неладное что-то с тобою... Невтерпеж мне стало жить, не знаючи о тебе, Орленок, и решилась я те­бя искать пойти... Убежала из табора... В лесу плутала долго... От голода вся ослабела... Есть мало доводилось... Прохожие подавали, да коренья глодала и ягоды... Ноги у меня разболелись... Отощала вся... а все же дошла... Дорогу сюда запомнила малость... Вот и добралась... Ду­мала, разузнаю в усадьбе, где мой Орля... Может, ска­жут... Ан ты и сам тут, голубчик...

­невшие разом глазки. Дрогнуло, вытянулось и тяжело повисло на руках Орли ее тщедушное тельце.

-- Померла! Галька померла! Моя Галька! -- новым отчаянным криком пронеслось по саду.

Между тем вся усадьба проснулась.

Лаяли собаки, трещала трещотка, бегали люди с фо­нарями по двору.

С террасы спешили обитатели господского дома, Ва­лентина Павловна и Ляля, испуганные до полусмерти, Мик-Мик, мальчики, Ами.

­чишь здесь? Что за ребенок? Она без чувств? Умерла?

Да объясните же мне наконец, что здесь такое происхо­дит, -- волнуясь, говорила Валентина Павловна.

­чил он на ноги, не выпуская Гальку из рук, и, бросив­шись к Валентине Павловне и Ляле, стоявшим рядом, залепетал, задыхаясь от наплыва чувств, волнуясь и спеша:

-- Барыня... золотая... Барышня... дорогая... Не от­сылайте меня в табор!.. У себя оставьте... У себя оставь­те... И меня, и Гальку... Может, не померла она... Теплая еще... Чуть дышит... Возьмите ее... Вылечите, спасите!.. Барышня, миленькая, прими мою Гальку... Как меня от­ходила, и ее отходи... А я за это первым слугой вам бу­ду... Помру за вас, ежели велите. И про лошадь скажу... В таборе она... Длинный Яшка привел... Я ее увел, а он сказал, будто он это сделал. Я от нужды увел... Хозяин велел... Грозил Гальку выкинуть... Ну, я и взялся... Про­сти, барышня добрая... Меня не прощай, бей, мучь, колоти, только Гальку спасите, да не гоните обоих нас от себя... Слугой вам буду... Собакой верной... Барышня, зо­лотая, спаси только Гальку... Спаси! Спаси!.. А я услужу лам, приведет Господь, и коня верну и... жизнь мою по­ложу за вас, только оставьте у себя!..

Сбивчиво, нескладно выливалась горячая, взволнован­ная речь мальчика. По смуглым щекам катились крупные редкие слезы. Побелевшие от волнения губы выбрасыва­ли рвавшиеся, казалось, из самого сердца слова.

Неслышно рыдала, прижавшись к стволу дерева, хро­менькая Ляля, потрясенная до глубины души.

Но вот Мик-Мик подошел к бабушке и тихо шеп­нул ей:

-- Ну, не говорил ли я вам, что у моего Щелчка да­леко не разбойничье сердце? Теперь ясно видно, что по­мимо воли сделался вором мальчуган. Оставьте у себя ре­бят этих. Чудится мне, что под разбойничьей внешностью этого мальчугана кроется хороший и даровитый маль­чик.

-- Бабушка, милая! -- неслышно подойдя с другой стороны к старушке, произнес Кира. -- Бог с ним, с Ахиллом... Мне мальчика более жалко и девочку бед­ную... Оставим их у нас.

­пывающий голос Ляли.

Валентина Павловна взглянула в лицо бесчувствен­ной девочки.

-- Какое странное личико! В нем нет ничего цыган­ского! -- произнесла она.

-- Галька не цыганка, барыня милая... Галька ваша, русская... Ее мать моя в лесу нашла, -- живо вырвалось из груди Орли, и вдруг он неожиданно повалился поме­щице в ноги, не выпуская из рук девочку.

-- Спасите Гальку! Возьмите нас! А я помру за тебя, барыня, и за детей твоих! -- неожиданно вырвалось из груди его потрясающими душу звуками.

Валентина Павловна несколько минут молча смотрела то на Орлю, то на лежавшую у ее ног девочку.

В это время Мик-Мик схватил со стола на террасе стакан воды, смочил платок и, опустившись на землю, стал прикладывать мокрый платок к лицу лежавшей без чувств Гальки. А Кира, не дожидаясь приказания, побе­жал в комнату и принес оттуда какие-то капли.

Галя очнулась, открыла слегка опять глаза, удивлен­но посмотрела кругом, точно не понимая, где она и что с ней, но вслед за тем опять опустилась на землю без чувств.

-- Барыня, милая... дорогая... спасите Гальку! -- опять раздался голос Орли.

­ставить на ноги девочку.

Едва она успела проговорить это, как восторженный крик огласил сад.

Орля обвил руками колени Валентины Павловны и замер на минуту, смеясь и плача...