• Приглашаем посетить наш сайт
    Грибоедов (griboedov.lit-info.ru)
  • Сестра Марина
    Глава XXVI

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18 19
    20 21 22 23 24 25 26 27
    Иллюстрации

    С той самой минуты, как Николай Кручинин принес из сада сведенную судорогамb Нюту и положил ее на койку в палате, все как-то сразу поняли весь ужас действительности.

    Нюта заразилась от умиравшей Кононовой. Нюте грозила верная смерть.

    Как менее суток тому назад вокруг постели Кононовой, так и сейчас у кровати Нюты сосредоточился весь врачебный персонал.

    Как сегодня утром с замиранием сердца смотрели присутствовавшие с последним робким проблеском надежды в лицо Кононовой, так сейчас ночью глядели в лицо Нюты.

    Это лицо чернело и видоизменялось с каждой секундой на виду у всех. Страшные судороги, повторявшиеся с каждым приступом боли, совершенно преображали его. Худенькое тело Нюты корчилось и извивалось в непосильных, жестоких, нечеловеческих муках.

    С ужасом ждали сестры неизбежного конца...

    Доктор Аврельский, бледный как смерть, с лицом, облитым потом, работал подле умирающей. Вспрыскивание за вспрыскиванием, припарки за припарками, горячие ванны, кислоты внутрь -- ничто не помогало.

    -- Один Бог только может спасти ей, один только Бог! -- тяжело вздыхая, сказал Аврельский, беспомощно сжимая руки.

    Николай Кручинин вышел вперед.

    -- О, это будет величайшая несправедливость в мире, если она умрет! Поручите мне больную, коллега! -- тихо и скорбно сорвалось горячим протестом с его дрогнувших уст.

    --Мой молодой друг! В таких острых, тяжелых случаях заболевания наука бессильна. Мы имеем дело с редким осложнением, -- Аврельский назвал латинским термином болезнь.

    -- О, Боже, -- простонала возле Юматова.

    -- Нет, нет! Этого не должно быть! Нюта не умрет! Не должна умереть! -- вырвалось из груди Розочки с конвульсивным, рыданием.

    -- Молчать, сейчас же молчать!-- грозным шепотом произнес Аврельский багрово краснея своим желчным лицом. -- Вы можете напугать ее, и она умрет раньше времени!

    И он бережно склонился над корчившейся в судорогах, ничего уже не видевшей и не слышавшей Нютой.

    -- Да, надежды нет... -- глухо произнес он спустя минуту.

    -- Поручите мне больную коллега!

    Голос Николая Кручинина звучит скорее повелительно властно, нежели мольбою. В нем нет просьбы: здесь требование, требование --продиктованное чувством.

    С той самой минуты, как ему рассказали о самоотверженном поступке этой девушки, когда, забыв себя, Нюта спасала его от катастрофы в ночь его горячечного безумия, он полюбил эту девушку, полюбил со всею силою своей честной, благородной натуры и не переставал в разлуке думать о ней. Весь мир, всю свою дальнейшую деятельность, всю свою жизнь он не мог уже представить себе без Нюты. Неотступно стоял перед ним ее светлый образ, ее кроткое, милое личико, ее серьезные, детски-вопрошающие чистые глаза.

    Работать рука об руку с ней, работать для страждущих, отягощенных недугами людей, всю жизнь, -- вот о чем мечтал за последние месяцы этот смелый духом и чистый помыслами юноша-врач.

    И теперь надежды его должны рухнуть! Так нелепо, так дико и ненужно, силою призрачного случая, капризом изменчивой судьбы!

    Нюта умирает, он может лишиться ее с минуты на минуту! Скоро, скоро, может быть, сейчас...

    бой.

    И опустившись на колени, од склонился над больной, пощупал ее пульс, посмотрел в лицо, глаза, затем, с лихорадочной поспешностью, начал работать.

    Теперь уже не он слушает приказания старшего коллеги, теперь Аврельский повинуется, как мальчик, ему. И не один Аврельский -- Ярменко, сестры, сиделки, -- все сгруппировалось вокруг него и Нюты.

    Он отдает приказания коротко, резко, как власть имущий. Его слушаются безропотно. Должно быть есть в нем сейчас что-то, в этом юноше, что-то дающее право распоряжаться мудрыми, опытными людьми.

    Нюта плоха. Корчи, судороги, приступы болей повторяются снова.

    -- Еще усиленное вспрыскивание, -- говорит как бы сам с собою Кручинин, его глаза дико блуждают, и по его бледному, как полотно, лицу катятся градом капли холодного пота.

    -- Еще удвоенная доза прививки! -- срывается с его уст, а глаза его блуждают, как у безумного.

    -- Я не могу разрешить вам этого! -- неожиданно желчно закипает Аврельский. -- Ее сердце не выдержит, и так мы злоупотребляли больше, чем следует, вспрыскиваниями... Сердце не вынесет, она умрет...

    -- Коллега! Она умрет и так... Вы, как опытный старый врач, видите это... Здесь риск бесспорный: или ускоренная смерть -- избавление от этих лютых страданий, или шприц с удвоенной порцией спасет ее.

    -- Не выдержит сердце! Исход понятен! -- упрямо твердит старший врач.

    -- Коллега! Александр Александрович! Слушайте, -- и голос Кручинина повышается до стона: --эта девушка мне дороже жизни, я не перевесу ее смерти и все же рискую сделать последний, роковой шаг...

    -- Как ваш начальник, я вам эта запрещаю!-- волнуясь, говорит Аврельский. -- Стойте, стойте! Надо выслушать сердце... Безумный! Что вы?!

    -- Пока будем возиться с сердцем, она умрет. И прежде нежели кто-либо успевает удержать его руку, Кручинин быстр о наполняет шприц усиленной дозой жидкости,стоявшей тут же в стеклянной колбочке, и погружает его длинную иглу в тело Нюты.

    -- Готово! Теперь она будет жить! Должна жить! Его глаза горят, как свечи, ярко, нестерпимо, когда он говорит это и, скрестив руки на груди, глядит в потемневшее лицо больной. Все взоры присутствующих устремляются туда же с затаенной робкой надеждой, с невольным страхом предчувствия конца. Помимо общечеловеческой жалости к каждому страдающему человеку, всем им бесконечно дорога эта девушка сумевшая завоевать за короткое сравнительно время всеобщие симпатии, доверие и любовь. "Лишь бы выдержало сердце, лишь бы,-- проносится тревожная мысль в каждой голове...

    -- Безумие, безумие! Такой дозы достаточно, чтобы убить вола, а он... да простит ему Бог! -- лепечет отрывисто и чуть внятно Аврельский.

    И снова тишина, мучительная, долгая, полная ожидания, трепетного, жгучего, полная болей сердца и мук души.

    Непонятно, сколько времени прошло со времени рокового вспрыскивания. Может быть час, а может и три минуты. Потеряно вполне представление о времени, месте... обо всем.

    Казалось, остановилось время, исчезло место... Все поглотила всепобеждающая, всеобъемлющая пропасть бесконечности ожидания, отчаяния и слабых надежд.

    И вдруг легкий сдавленный шепот Розочки прорезает безмолвие мертвой тишины:

    -- Смотрите, смотрите! Она отходит...

    -- Смерть!

    -- Нет, жизнь, жизнь! Она оживает, наша Нюта! Она оживает!

    И Николай Кручинин бросается снова к больной. Судороги прекратились, скорченное тело выпрямилось, легкая испарина показалась на лице, отражавшем в ту минуту какое-то внутреннее переживание, тревожное, по блаженное. Сгущался и таял кошмар: чьи-то наклоненные фигуры... заботливые, испуганные лица... благословляющие протянутые руки...

    Постепенно лицо больной приняло более спокойное выражение, глаза открылись и мутным, но уже сознательным взором обводят всех...

    Доктор Аврельский протянул руку Кручинину.

    -- Мой молодой коллега! Спасибо вам за дикий риск, за безумный пыл, за горячку юности, за все, за все! Я старик, признаться, не осмелился рискнуть так дерзко. Больную сестру спасли вы, исключительно вы, спасибо вам!

    И он горячо обнял взволнованного, потрясенного, но безумно счастливого Николая.

    ***

    -- Я не знаю, чем вам отплатить, Коля, чем, не знаю. Вы спасли мою жизнь!

    -- Точно так же, как вы когда-то спасли мою, Нюта.

    -- Нет! Это не то! Опасность вашей жизни еще вряд ли была поставлена на карту, тогда как моя... Боже мой, как подумаю, чем вы рисковали тогда! Что было бы, если бы действительно... Ах, Коля, Коля! Какая мужественная, какая сильная живет в вас душа! Никогда не смогу отблагодарить вас, Коля.

    Они стоят оба у большого окна амбулатории. Прием только что кончился, и Нюха перебирает склянки и инструменты.

    Николай Кручинин прошел к ней сюда из общежития, не найдя девушки дома.

    Вот уже месяц, как упразднен холерный барак. Зловещая гостья ушла из города, оставив лишь незначительный хвост за собою -- единичные случай, не страшные никому.

    С первыми днями нового года "холерные" сестры вернулись домой, в общину и прежняя, общинная жизнь с ее дежурствами в амбулаториях и в бараках, потекла по невозмутимо ровному руслу Нютиного пути.

    Она разнообразится только в часы посещений Кручинина, забегающего теперь довольно часто в скромную келейку десятого номера.

    И сейчас знакомое радостное чувство точно поет в ее сердце. Слушая мягкий задушевный голос молодого врача, встречая его смелые голубые глаза, Нюта испытывает несказанную тихую радость. Он стоит перед нею такой ясный, честный, открытый, такой сильный и бодрый духом и говорит, глядя ей прямо в глаза:

    -- Я не смею принимать вашей благодарности, Нюта, я исполнил только мой долг.. Но если вы уж так великодушны и желаете вознаградить меня во что бы то ни стадо, то отплатите мне уж большой отплатой, Нюта. Прошу вас: вы приписываете мне спасение вас от смерти, и я широко пользуюсь этим и прошу награды: жизнь за жизнь... Отдайте мне вашу жизнь, Нюта, отдайте мне самое себя, будьте моей женой... Не на праздную, беззаботную, светскую жизнь зову я вас за собой, не на веселье и суету праздника жизни... Нет, Нюта, мы оба скромные, маленькие жрецы великого храма человеческого благополучия и должны приложить все наше здоровье, весь наш труд, все наши силы и самую жизнь, да, и самую жизнь для утешения стонов, воплей и мук страдающего человечества. Сплетем же ваши молодые жизни в одну, Нюта, чтобы с удвоенной силой бороться против горя человеческих мук. Да, Нюта! Ты, согласна? Согласна откликнуться на мой призыв? Скажи, ответь!

    Он ждал ее ответа, впиваясь в лицо девушки загоревшимся взглядом.

    -- Ну, Нюта, да? Скажите же "да", Нюта!

    Вся зардевшаяся было от счастья, Нюта подняла трепещущие руки, закрыла ими лицо и тихо, жалобно заплакала совсем по-детски.

    -- Родная моя! Что с вами? Я обидел вас? -- с испугом склонился над вею Кручинин.

    -- Ах, Коля, Коля! -- сквозь слезы лепетала она. -- Нельзя этого, нельзя! Я сестра, крестовая сестра, поймите. Я дала обет перед алтарем, великий обет самоотречения. Вы знаете -- я посвященная, крестовая сестра, и стыд мне, стыд будет, если я брошу общину. Что скажут сестры? Как взглянут они на меня? Та же Розочка, эта маленькая волшебница, имеющая право более всех нас быть любимой и затаившая между тем здесь, в этих стенах, свою юную красоту Елена, Ольга Павловна, что скажет сестра Бельская, наш общий ангел-хранитель?.. "Вот, -- скажет она, -- прилетела, повертелась и опять улетела, вышла замуж и горя ей мало..."

    -- Нет! Ты жестоко ошибаешься, дитятко, не то скажет Бельская, совсем не то, -- прозвучал неожиданно над головою Нюты знакомый голос,

    -- Вот что она скажет тебе, старуха Бельская, моя чистая, милая Нюта. Ступай за ним, дитя, -- скажет она, -- ступай туда, куда он поведет тебя, моя детка. Туда, откуда слышатся стоны и скорбь страждущих людей. И две свои юные силы, вы сольете в одну сильнейшую и положите ее к ногам страдающего человечества... Одна сила -- хорошо, две -- лучше... Поддерживая один другого, вы будете смело ступать по избранному вами тернистому пути, и легче вам вдвойне будет бороться, легче пробиваться по терниям вашей нелегкой дороги. Подайте же друг другу руки, дети. Протяни ему твою руку, Нюта, и помни одно: не под одним крестом милосердия, не в стенах общины только ты призвана делать добро, сеять по мощь твою людям, родная моя. И свободная, на воле, за этими белыми стенами, ты принесешь не менее необходимой людям помощи милосердием и трудом... А теперь поцелуй меня, моя Нюта. И ты, сыночек, уж не побрезгуй моим крестьянским поцелуем. По-простецки я, по-мужичьи, любя ее, и тебя полюбила... Не взыщи.

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18 19
    20 21 22 23 24 25 26 27
    Иллюстрации

    Разделы сайта: