Крошечная деревенская церковь была залита огнями, Лика Горная об руку с братом входили в нее. В Красовке не было церкви и пришлось венчаться в Колотаевке, в 4-х верстах от фабрики. Старенький священник дал знак на клирос, и хор красовских фабричных грянул концерт в честь невесты.
Это был сюрприз для Лики. Ее лучшие друзья приветствовали ее первые при начале обряда. Она низко наклонила белокурую головку, к стриженым кудрям которой искусные руки Бетси едва сумели прикрепить белый вуаль и нежный букет флердоранжа. Потом глаза Ликии отыскали такого же дорогого друга, такого же близкого товарища ее сердцу.
Сила Романович стоял недалеко от аналоя... Сшитый в губернском городе фрак сидел на нем мешковато, высокие воротнички резали шею, ему было душно И неловко в этом торжественном наряде, но его милое лицо сияло таким счастьем, а голубые глаза были с таким чистым восторгом устремлены на входившую невесту, что все некрасивое и смешное исчезало в нем, только и видно было из всего богатырского существа Силы -- что счастливое лицо и прекрасные глаза.
Старенький священник взял руки жениха и невесты и подвел их к аналою. Анатолий, шафер Ликии, И новый фабричный доктор, шафер Силы, подняли золотые венцы над головами брачующихся.
-- Обручается раба Божия Лидия рабу Божию Силе! -- продребезжал на всю церковь дряхлый голос, и Лика почувствовала прикосновение кольца к своему горячему пальчику.
Церковные двери широко распахнулись и целая толпа фабричных втиснулась в церковь. Всем им любо было поглядеть на обряд венчания их "благодетелей".
Лика не молилась. Она машинально вслушивалась во все, что читалось отцом Георгием и пелось на клиросе, и безотчетно ответила "да" на вопрос священника о добровольном ее согласии на брак, но молиться она не могла. Она отвыкла молиться с тех пор, как судьба сыграла с ней новую злую шутку в лице встречи ее с Гариным.
К тому же она находилась точно во сне все последнее время и эта сонливая рассеянность мешала ей долго сосредоточиваться на одной мысли.
что где-то, в тайниках ее души, живет, дышит, копошится другое чувство, нудное и сверлящее, которое ядовито, тлетворно, странно и могуче в одно и тоже время.
"Вздор! Я люблю Силу, милого, доброго Силу!" -- твердил рассудок девушки, а сердце, или, вернее, один уголок сердца, шептал иное: "Князя Гарина ты любишь. Любишь единственной, роковой любовью"...
"Единственной, роковой любовью, -- вторил рассудок и тотчас же добавлял настойчиво: -- но ты его никогда не увидишь... Никогда! Никогда! Никогда!"
"Никогда"... -- отвечало эхом сердце, и холодные струйки потянулись от него, наводняя собою все сокровенные уголки естества Лики.
-- Никогда! -- почти вслух прошептала она.
Вон стоит ее мать, красивая, нарядная, возбуждающая невольное восхищение фабричных, в жизни своей не видавших ничего подобного в своем медвежьем углу, та самая мать, которая три года тому назад, когда с ней случился тот ее страшный грех с князем, не постеснялась отпустить ее из дома потому только, что "свет" не прощает ничего подобного своим верным жрицам. И теперь эта мать приезжала к ней сюда, чуть ли не за тысячу верст, и с притворными слезами благословляла ее на брак с Силой, потому только, что Сила -- миллионер-капиталист, в недалеком будущем владелец двух фабрик, а у petite papa, благодаря непроизводительным тратам блестящей Мими Карской, накопилось до ста тысяч долга.
И Анатоль, успевший просадить в три года приданое жены, уже закидывал Лике удочку по поводу суммы, обещанной Силою на ее карманные расходы.
Взгляд Лики упал на коленопреклоненную фигуру. Зинаида Владимировна Горная горячо молилась за счастье племянницы, не замечая крупных слез, катившихся по ее лицу.
"Тетя! Милая тетя! -- умиленно произнесла девушка в своих мыслях. -- Вот кто был мне второю матерью, настоящей матерью, не погнушавшейся принять меня в те тяжелые минуты... Ах, мама, мама! Зачем ты такая? Зачем ты положила пропасть между нами?.. Зачем лицемерие, ложь, мама?.. Ты никого не любишь, кроме себя, так имей же мужество не прикрывать своего нравственного недочета. Ведь, они же не скрываются, они кажутся такими, какие есть".
"Строганова и сына" и его супруге. Вся залитая бриллиантами, с пухлыми пальцами, не сгибающимися от тесно нанизанных на них колец, эта живая витрина бриллиантовых вещей, туго затянутая в чуть ли не парчовое платье, истово крестилась, не отнимая глаз от иконостаса.
"Эта, по крайней мере, но прикрывала ничем своего нравственного скудоумия, -- продолжала анализировать Лика. -- Эта попросту брякнула мне в первый же день приезда: "А и жидка же ты, будущая доченька! И за чем это тетенька смотрела? Откормить бы тебя хорошенько... А то от такой худышки какого же потомства ожидать можно?"
О, скольких усилий стоило Лике удержаться и, расхохотавшись в лицо, не сказать этой бриллиантовой тумбе, что вряд ли они могут надеяться на потомства от ее брака с Силой и что не для потомства сошлись они с обоюдного согласия.
Но Лика опомнилась вовремя: сказать -- значило бы подвергнуть неприятным разговорам Силу, а Лика берегла этого большого ребенка, сделавшего ей столько Добра, как может только беречь любящая мать свое детище. Они и так допекали его за то, что он венчается здесь тихо и скромно, будто крадучись, а не задает пышного свадебного пира в Петербурге, на зависть всей купеческой братии. И потом они будут должны уехать сегодня после венчания, все -- и старики Строгановы, и мать, и Анатоль с женою -- уехать десятичасовым поездом в их северный город с его северными интересами, способными заморозить каждую живую душу. И пусть, пусть уезжают!
Бетси ей не жалко теперь...
-- Жена да убоится мужа! -- продребезжал этот голос вместо обычного раскатистого баса дьякона, за неимением его.
Лика невольно улыбнулась и посмотрела на Силу. Он ответил ей ясной доверчивой улыбкой.
Нет, тысячу раз нет! Им нечего бояться друг друга. Они -- равноправные союзники своего брака, они -- два равных товарища по нравственной силе. Мысль о подчинении, страхе смешна и нелепа в применении к ним...
-- Поцелуйтесь! -- произнес снова священник и Лика доверчиво протянула к мужу свое прелестное лицо.
Обряд венчания был кончен. Лидия Горная осталась где-то далеко, пустым и далеким призраком. На поприще старой милой деятельности выступала Лидия Строганова, и, проходя от алтаря к дверям церкви, молодая женщина ласково кивала серой толпе, смотревшей на нее с доверием и лаской, и ее уста шептали чуть слышно:
-- Друзья мои, милые мои, вам будет хорошо со мною!..