• Приглашаем посетить наш сайт
    Орловка (orlovka.niv.ru)
  • Т-а и т-а (Тайна института).
    Глава ХIV

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18

    Прошли Рождество, Новый Год, Крещение. Прошло веселое каникулярное время, и однотонная институтская жизнь снова вступила в свои права, как река, вкатившаяся после половодья в свое обычное русло.

    Стоял один из будничных учебных дней. Только что закончилась большая послеобеденная перемена. Воспитанницы вернулись с прогулки. У выпускных по расписанию значился урок физики. Симпатичный, немолодой, с заметно седеющими висками инспектор классов, он же и преподаватель физики и естествознания в Н-ском институте, Александр Александрович Гродецкий, пользовался общею любовью и уважением всего учебного заведения. Справедливый, гуманный, отечески заботящийся о вверенных ему воспитанницах, он, вместе с генеральшей Вайновской, тратил все свои силы, все свое здоровье и энергию на высокое дело воспитания многих поколений институток. Его прямые, честные, открытые глаза, его в душу вливающийся голос, его умение заинтересовывать на лекциях самым методом преподавания -- невольно привлекали к нему все молодые сердца. Сегодня Гродецкий должен был объяснить воспитанницам устройство электрической машины. Его давно уже ожидали выпускные. В физическом кабинете, небольшой круглой комнате, находившейся против церковной лестницы, было тщательно надушено каждое кресло, каждый уголок. Об этом позаботилась Зина Алферова, выменявшая у Мани Лихачевой целую банку духов за семь порций сладкого, от которого стоически отказывалась целую неделю. На кафедру она положила кусок мела, завернутый в надушенную же папиросную бумажку розового цвета и перевязанный розовой лентой с бантом.

    Когда Александр Александрович вошел в физический кабинет, выпускные поднялись со своих мест и присели, как один человек, низко и стройно.

    -- Сегодня у нас пояснение электрической машины, не правда ли?.. -- со своей обворожительной доброй улыбкой произнес инспектор.

    И хор воспитанниц поспешил ответить:

    -- Да.

    "Какой чудный человек этот Гродецкий!" -- мысленно шептала Зина Алферова, находясь подле инспектора и не сводя с него глаз. Она, как заведующая физическими аппаратами, имела возможность чаще и больше остальных встречаться с Гродецким. Сегодня же девушка решила привести в исполнение то, что было задумано ею уже больше месяца. Зина горела желанием иметь что-либо на память от любимого учителя. Ей было мало того, что Гродецкий поставил ее хозяйкой над всеми этими колбочками, банками, машинными частями, над всей физической комнатой, куда она, не в пример прочим, имела доступ во всякое время. Она решила, вооружившись ножницами, отрезать пуговицу от инспекторского вицмундира, чтобы иметь хотя какой-нибудь предмет от него на память. Для этой пуговицы уже наготове была прехорошенькая коробочка, которую она выменяла на две порции сладкого у "тряпичницы" Лизы Ивановой. В коробочке лежала розовая, сильно надушенная ватка, точно приготовленная для какой-нибудь драгоценной вещи. Оставалось только добыть саму пуговицу. И с этой целью Зина приблизилась, к Александру Александровичу в то время, Когда он, стоя у машины, пытался привести ее в движение и протянула вперед дрожащую руку вооруженную ножницами.

    Класс, оповещенный заранее насчет плана ее действий, замер в ожидании.

    -- Итак, mesdames, вы видите всю несложность устройства механизма подобной машины, где главной движущей силой является... Ах, что это такое?

    Красивый, сочный голос Гродецкого оборвался на полуфразе. Он почувствовал, как кто-то дергает его за фалду вицмундира. Гродецкий обернулся.

    -- Госпожа Алферова, что с вами? Что с вами, госпожа Алферова?

    Бедная Зина! Едва ли когда-либо чье-нибудь лицо имело способность так краснеть, как покраснело лицо Алферовой в эту минуту. Слезы смущения были готовы брызнуть у нее из глаз, в то время, как рот улыбался жалкой улыбкой, похожей более на гримасу, нежели на улыбку. В протянутой к учителю руке она, совершенно растерянная, держала пуговицу

    -- Вот... только... это... Я взяла на память... Только это... Простите меня... -- пролепетала она с лицом, напоминавшим в эту минуту спелый помидор.

    -- Воля ваша, ничего не понимаю... Ради Бога, объясните mesdames? -- обводя растерянным взглядом свою аудиторию, спросил Гродецкий.

    Легкий шепот пронесся по физическому кабинету.

    -- Она, Александр Александрович, хотела иметь от вас на память что-нибудь, -- послышался голос Тер-Дуяровой.

    -- А!!!

    Обычно бледное лицо Гродецкого покрылось легким румянцем.

    -- Так вот оно что! Я очень польщен вашим вниманием, госпожа Алферова, но... но... Зачем же такое странное, своеобразное выражение симпатии? -- произнес он, обращаясь к насмерть переконфуженной Зине. -- Я человек небогатый, живу исключительно на жалованье и заказывать себе новые фраки часто не могу. А вы, отрезая пуговицу, могли испортить и сам фрак, неумышленно, второпях, конечно. Во всяком случае, вы напрасно поторопились, -- поспешил он добавить, при виде несчастного лица Зины, -- я уже давно имел в виду поднести вам маленький сюрприз на память в виде электрического фонарика в брелоке -- в благодарность за образцовое содержание физического кабинета и за ваши заботы о нем. Фонарик, к сожалению, еще не готов, и я буду иметь честь принести его вам, как только он будет мне доставлен. А что касается отрезанной пуговицы, то я просил бы вас вернуть ее мне обратно, чтобы я мог пришить ее на место.

    Малиновая от стыда, Зина поневоле должна была исполнить желание Гродецкого. Ей хотелось самым искренним образом провалиться сквозь землю в эту минуту. А среди воспитанниц уже проносился легкий чуть слышный шепот:

    -- Счастливица! Счастливица! От самого Александра Александровича получишь "память"! И везет же этой Зинке!

    Но сама Зина, смущенная всем происшедшим, менее всего ощущала удовольствие от будущего подарка. Все еще малиновая от стыда, она низко-низко присела перед инспектором и, пролепетав в забывчивости: -- "Дорогая моя... Мерси... Большое вам спасибо..." -- нырнула под взрыв неудержимого смеха в задние ряды аудитории.

    проказница судьба.

    ***

    -- Итак, mesdames, мы видим из всего вышеизложенного и подтвержденного наглядным опытом, произведенным н. а глазах ваших с электрической машиной, что силы природы, казалось бы такие непонятные на первый взгляд, имеют свое точное объяснение. Если какое-либо из явлений приро...

    Гродецкий не договорил фразы, умолк на полуслове и устремил удивленные глаза на дверь. Взоры всех присутствовавших на уроке физики воспитанниц тоже обратились в том же направлении и тихое "Ах"! пронеслось по физическому кабинету. Даже Не­точка Козельская, мирно дремавшая в своем уголке, широко раскрыла свои мало выразительные глаза и проронила тихий возглас удивления.

    -- Таита! Тайночка! Тайна!.. -- пронесся испуганный шепот.

    Действительно, это была она. Маленькая белобрысая девочка, как ни в чем не бывало, своей слабой ручонкой распахнула дверь физического кабинета и, остановившись на пороге его, запихав одну руку в рот и протягивая вперед другую, вооруженную каким-то темным замусленным кусочком съестного, произнесла:

    -- А мне пляник дедуська Ефим дал нынче. А у вас нет пляничка?

    -- Откуда ты, прелестное дитя? -- продекламировал Александр Александрович Гродецкий стих из пушкинской "Русалки", обращая на странную посетительницу изумленный взгляд.

    Но "прелестное дитя" и не думало удостоить его ответом. Быстро обежали ряды воспитанниц проворные лукавые глазенки Глаши, и она весело вскрикнула, остановив их на хорошо знакомом лице:

    -- Бабуська Нпка, я хоцу к тебе! -- и бросилась через всю комнату по направлению к своей любимице.

    Со смущенными и сконфуженными лицами сидели воспитанницы, виновато глядя в лицо любимого наставника. Если бы это случилось в присутствии классной дамы, они, не задумываясь, наплели бы целую историю по поводу злополучной и вездесущей "княжны Таиты", случайно снова волей судеб попавшей под институтскую кровлю. Но лгать Гродецкому никто не имел охоты. Его слишком любили и уважали, чтобы желать провести. И вот, словно по общему уговору, с самым решительным видом поднялась с места смуглая, стройная девушка.

    -- Александр Александрович, -- прозвучал бархатный голос черненького Алеко, и цыганские глаза Шуры Черновой серьезно и торжественно взглянули в самую глубину глаз инспектора, -- верите ли вы нам, что мы, ваши воспитанницы, не сделали и не сделаем ничего бесчестного, подлого и дурного?

    И сказав это, она замолкла в ожидании ответа.

    Взгляд Гродецкого в одно мгновение обежал лица присутствующих. Вот они, все эти милые, доверчиво обращенные к нему личики. Все эти черные, серые, голубые, безусловно честные и открытые глаза. Разве можно усомниться в их правде? Разве можно усомниться хоть раз в честности этих открытых, ясных, еще совсем детских взоров? И не колеблясь ни минуты, он ответил:

    -- Разумеется, я вам верю.

    -- Тогда... Тогда доведите ваше доверие до конца и не спрашивайте нас ничего об этой девочке, ни об ее неожиданном появлении. Мы не можем пока сказать правду, а солгать вам у нас не повернется язык. Придет время, и мы вам все расскажем... А пока мы просим вас умолчать обо всем том, что здесь сейчас произошло.

    Что-то искреннее и убедительное прозвучало в голосе и тоне смугленького Алеко, и честным, прямым открытым взглядом еще раз выглянули на Гродецкого ее большие цыганские глаза.

    -- Я верю вам на слово, верю тому, что нет ничего предосудительного, неблагородного в вашем секрете, и обещаю молчать. Верю вам, что когда придет время, вы самым чистосердечным образом расскажете мне обо всем. Вы даете мне это слово за всех госпожа Чернова? Да?

    -- Даю за всех... -- не колеблясь ни минуты, произнесла Шура.

    Вздох облегчения вырвался у всех тридцати пяти девушек одновременно.

    Предварительно испросив разрешение у Гродецкого увести Глашу, Ника Баян провела ее вниз. Там, в сторожке, она долго и подробно давала инструкции испуганному Ефиму по поводу более тщательного ухода за Глашей.

    Ефим, который весь ушел с головой в последние политические события, описываемые газетами, сердито накинулся на Глашу.

    -- Ах, баловница! Ах, бесстыдница! В могилу ты меня свести хочешь! Воля ваша, барышня, придумайте, куда ее убрать. С каждым днем все с ней труднее и труднее делается. Больше сил моих с ней нет.

     

     

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18