— Милая Кодя, мне надо переговорить с тобой. Подойди ко мне, дитя мое! — эту фразу Валерия Сергеевна Симановская произнесла ровно через две недели по вступлении Коди в Лесной приют.
Быстро промелькнули эти две недели. Прочно и дружно сошлась она со Славой, Люсей, Софочкой и Жучком. Они играют вместе в краснокожих, а затем, превратившись в белолицых, ухаживают за цветами, выращивают овощи в огороде, читают интересные книги про дикарей, которые имеются у Славы и Люси в огромном количестве.
Они — пятеро друзей, верных и неразлучных, стоящих друг за друга горой.
Но если у Коди есть друзья, то есть и недруги. Или, по крайней мере, ей так кажется.
Няня Ненилушка зовет Кодю Башибузук и Сорвиголова и ворчит на нее с утра до вечера.
Вера Чижова, самая вспыльчивая в «Убежище», тоже недолюбливает Кодю. Большая Липа как будто разделяет чувства Веры к новенькой.
Еще бы! Кодя постоянно подшучивает над Липой, смеется над ее именем, называет его "деревянным именем" и часто вместо Липы зовет Липу то Осиной, то Березой. Все это, конечно, не нравится обидчивой девочке.
Но больше всех невзлюбила Кодю суеверная Маня Кузьмина.
Маня самым чистосердечным образом верит, что Кодя, как тринадцатая по числу воспитанница, несет несчастье всему "Убежищу".
С тех пор, как водворилась в "Лесном приюте" Кодя, здесь то и дело, по мнению Мани, происходят всякие несчастья. Полкан чуть не взбесился, погода переменилась к худшему, у Сары Блюм еще серьезнее расхворался и без того больной отец-башмачник, Ганя Сидоркина, убирая свою кровать, уколола руку булавкой, и у нее образовался большой нарыв — словом, несчастья сыпались дождем. Конечно, все это по вине Коди — убеждена Маня.
Больше всех была недовольна Кодей Танеевой няня.
Ей, не в пример прошлому, много прибавилось работы со дня поступления в «Убежище» Коди.
На девочке одежда горела, как в огне. Ей запрещено было ходить босой, а потому ежедневно няне Ненилушке приходилось штопать огромнейшие дыры на Кодиных чулках. Затем каждый вечер приходилось класть заплаты на ее фартучек и платье и стирать косынку, которую Кодя употребляла больше как знамя во время игры в краснокожих, а не как головной убор. А о носовых платках, превращаемых тоже в дырявые знамена, и говорить нечего. Словом, девочка доставляла немало хлопот старушке.
— Видишь ли, Кодя, я уезжаю на две недели из лесной усадьбы с Люсей и Славой, — говорит Валерия Сергеевна, — но уехать спокойно я не могу до тех пор, пока ты мне не дашь слова вести себя тихо, не шалить. Слышишь, Кодя? Можешь ты отпустить меня со спокойной душой?
Добрые, всегда немного грустные глаза Валерии Сергеевны смотрят в лицо Коди.
Кодя обожает Валерию Сергеевну. В Маме Вале ей нравится ее голубиная кротость! Мама Валя никогда ни на кого не сердится, никого не бранит, а ограничивается только замечаниями, которых дети «Убежища» боятся больше всяких выговоров и резких замечаний, поскольку эти замечания неприятны самой Маме Вале. Нравится Коде и внешность Мамы Вали, ее глубокие синие глаза и черные, нежные и мягкие, как шелк, густые волосы.
И сейчас, глядя в лицо Валерии Сергеевны преданными, открытыми, хотя и чуть плутовскими, глазками, Кодя говорит, теребя свой хохолок и улыбаясь:
— Пожалуйста, не беспокойтесь, Мама Валя! Я не могу дать вам слово не шалить, потому что ведь вы сами понимаете, как это страшно — дать слово и не исполнить его, но… но я даю вам слово стараться (Кодя выговаривает это особенно отчетливо) не шалить и не проказничать. Такое слово я могу вам дать!
Валерия Сергеевна невольно улыбается и целует девочку.
— И слушаться Марью Андреевну тоже обещаешь мне?
— О, да! Ведь она такая милая, что слушаться ее совсем не трудно! — горячо восклицает девочка.
— Дай твою руку, Кодя!
— Вот она, Мама Валя!
Сильная, но не очень чистая ручка Коди крепко ударяет по протянутой белой, нежной и красивой ладони Валерии Сергеевны.
— Вот и по рукам, значит, Мама Валя, — смеется Кодя, — будет нечестно, если я отступлю… Так говорил покойный папа…
Кодя замолкает на полуфразе.
Ее глаза становятся грустными. Ей вспоминается любимое мужественное лицо отца, загорелое, обвеянное ветром. Слезы невольно навернулись ей на глаза, которые она попыталась спрятать от Валерии Сергеевны.
"Кодя! Ты, кажется, хочешь разреветься! Стыдись, ведь ты храбрый вождь лесного кружка!" — говорит себе девочка и, сделав над собой невероятное усилие, бросается к окну.
— Куры на клумбе! Куры на клумбе! — громко кричит Кодя и с громким хохотом вскакивает на подоконник, откуда прямо спрыгивает вниз.
Еще минута — и она уже несется с оглушительным хохотом за громко и отчаянно кудахтающими курами, в страхе мечущимися по саду.
— Кодя! Платье разорвешь!
— Кодя! Сапог потеряла!
— Кодя! Нос разобьешь!
— Кодя! Кодя! Кодя! — несутся вслед за девочкой разные голоса.
Но Кодя уже не слышит…
* * *
— Прощай, Соколиный Глаз!
— Прощай, Следопыт-разведчик! Прощай, Смелая Рука!
— Прощай, Быстрая Лапа!
— Мудрый Змей, прощай!
Софочка и Кодя крепко пожимают руки отъезжающим.
Все трое уезжают погостить на неделю в имение к дедушке.
Тринадцать девочек с Марьей Андреевной, няней и докторшей вышли проводить семью Симановских за ворота усадьбы.
Тринадцать девочек и три воспитательницы машут платками до тех пор, пока коляска не исчезает за деревьями.
— Кодя, — говорит Марья Андреевна, — Мама Валя сказала мне, что ты… Ну, словом, ты сдержишь данное слово? Не правда ли, Кодя?
Глаза девочки серьезно смотрят на воспитательницу.
— Я сказала, что буду стараться! — повторяет она, хмуря свои густые брови и растягивая последнее слово.
— Уж чего тут! — вмешивается в разговор няня Ненилушка и сердито, поверх очков, смотрит на Кодю. — Уж и где это видано, уж и где это слыхано, чтобы в одну неделю исправилась такая шалунья и сорвиголова?!
— Вот увидим! Поживем — увидим, — отвечает Марья Андреевна.
— Нянечка! — говорит через несколько минут кротким голосом Кодя. — Не надо ли вам написать письмо в деревню зятю и сестре? Я могу написать, если хотите!
Няня изумлена.
Такого любезного предложения она не ожидала от шалуньи и сорвиголовы! Кодя пишет красивее и лучше всех девочек «Убежища». Но сколько бы раз ни просила няня Кодю написать письмо ее семье, проживающей где-то за тысячи верст у себя в деревне, Кодя всегда находила предлог убежать от неприятной обязанности. А тут вдруг — виданное ли дело — предлагает сама!
— Ах ты, государынька моя миленькая! — умиляется няня. — Да уж и не знаю, как тебя за это отблагодарить! Напиши, напиши, государынька, коли милость на это будет! Спасибо тебе скажу сердечное!
Кодя важно восседает за столом в классной. Перед ней чернильница, перо, лист бумаги, конверт с адресом и маркой.
Няня с замирающим от радости сердцем сидит рядом с ней и диктует Коде:
"Дорогая моя, любезная моему сердцу доченька Аграфена Тимофеевна! В первых строках моего письма шлю я вам, доченька, от Господа Бога мое родительское благословение, навеки ненарушимое и которое может существовать по гроб вашей жизни, и с любовью низкий поклон. И еще низко кланяюсь зятю нашему, Илариону Феофиловичу, и еще кланяюсь любезненькой внучке Машеньке, и еще кланяюсь внучке Дашеньке, и еще кланяюсь любезному братцу Николаю Микитичу, и еще кланяюсь сестрице Ольге Ивановне, и еще кланяюсь лавочнику Петру Петровичу, и еще кланяюсь куму Алексею Петровичу, и еще кланяюсь кумушке Платониде Акакиевне, и еще кланяюсь Хевронии…"
По мере того, как диктовала няня Ненилушка, все плутоватее делалось личико Коди. При последней же продиктованной фразе Кодя вдохновилась окончательно, и шаловливые мысли зароились в ее изобретательной головке. Подумав немного, Кодя обмакнула перо в чернила и бойко написала своим красивым почерком уже не под диктовку, а от себя:
"И еще низко кланяюсь Рыжке — корове вашей и важной телушке с ребятами, свинушке-хрюшке с поросятами. И Василию Васильевичу, куму усатому — коту-котовичу полосатому, и теленку-сыночку глупому, и барану рогатому, и Барбосу лохматому… И еще кланяюсь кумушке-крысе злой и мыши лесной, и еще всем тараканам на печи и всем клопикам в ночи шлю мое приветствие и с любовью низкий поклон! Прошу помнить их всех и не забывать, что далеко-далеко живет ваша старая Ненила Федоровна".
Кодя быстро пробежала конец письма, затем прочла начало его вслух няне и, умолчав о том, что она прибавила от себя, запечатала письмо.
— Вот и готово! Сдавайте, нянечка, дворнику, он скоро поедет на почту, — как ни в чем не бывало, проговорила она. А сама, давясь от смеха, стрелой помчалась в сад, где девочки под наблюдением Марьи Андреевны пололи траву на клумбах.
* * *
— Бедная Сарочка! У нее умер папа!
— Бедная! Бедная Сарочка! Как мне жаль ее, бедняжку.
— Мы будем стараться всячески развлекать ее!
— Поможем ей, как умеем, перенести ее горе!
Двенадцать девочек собрались посреди лесного огорода (он же и сад). Ляля-малютка горько плакала, Ганя Сидоркина украдкой вытирала слезы, белокурая Наташа Чижова тоже готова была разрыдаться.
Марья Андреевна, возившая девочку в город проститься с ее отцом, только что вернулась с Сарой, убитой горем.
Бедный еврей-башмачник после долгой, тяжелой болезни скончался.
— Бедная девочка лежит в спальне и плачет, — шепнула Марья Андреевна, на минуту отлучившись от безутешной Сары и выходя в сад к своим питомицам.
— Не шумите, девочки! Было бы очень хорошо, если бы она уснула!
— Да, мы будем тихо себя вести, Марья Андреевна! — пообещала за всех Липа.
Когда воспитательница вышла, девочки снова оживленно заговорили, понизив до шепота звонкие голоса.
— Разумеется, этого надо было ожидать! — произнесла Маня.
— Ну да, — вторила ей Вера, — потому что Сарин папа давно болел!
— И совсем нет, — горячо возразила Маня, — а потому, что к нам поступила эта несчастная Тринадцатая, которая всем должна приносить одно горе!
— Маня, стыдись говорить такие глупости! — вспыхнула Софочка и даже топнула ногой, потом насмешливо взглянула на Маню и затараторила по привычке: — Маня у нас большая, но ужасно глупая какая! Верит в разную труху и городит чепуху! О, Манюша, поскорей хорошенько поумней! А то выросла с версту, а…
— Что за народ собрался? — неожиданно спросила Кодя, появившаяся с Жучком из-за кустов.
Со дня отъезда Симановских прошло уже четыре дня, и в отсутствие Славы и Люси Быстрая Лапа очень привязался к своему "краснокожему вождю". Соколиный Глаз и Быстрая Лапа все это время были неразлучны, как самые близкие друзья.
— Тише! Сарочка спит! Тише! — зашикали на нее все девочки.
— Кодя, у тебя голос, как у мальчишки! — презрительно поджимая губки, произнесла Вера.
— Тем лучше! Значит, его хорошо слышно!
— Правда! — согласилась Софочка.
— А все же надо потише, так как Сарочка спит, — вмешалась Липа.
— Очень хорошо, дорогая Осина, — с изысканной вежливостью ответила Кодя, отвешивав девочке придворный реверанс.
— Липа, а не Осина, — поправила ее девочка обидчиво.
— Осина, а не Липа, — невозмутимо повторила Кодя.
— Какая скверная девчонка! — вспыльчиво крикнула Вера.
— Тише, моя милочка, Сарочка спит! — рассмеялась Кодя. — Зачем так кричать, я не понимаю! — прибавила она, разводя руками.
— У этой Коди нет сердца! — сердито заговорила Вера. — Всем нам жалко Сару, а ей все равно, что у Сарочки умер отец! Она смеется! Конечно, у нее нет сердца!
— Бесчувственная какая-то, — согласилась Маня, недружелюбно поглядывая на Кодю.
— Ах, неправда, — горячо протестовала Софочка, — вы Кодю не знаете, оттого так и рассуждаете, а узнаете — будет всем она милее, потому что наша Кодя всех умнее и добрее! Впрочем, с вами рассуждать — только время потерять! Соколиный Глаз, — шепотом проговорила Софочка, обращаясь уже к Коде, — не придумал ли Великий Вождь Краснокожих, чем позабавить и развлечь бедную сиротку Сару, чем хоть отчасти развеять ее тоску?
— Твоя правда, Мудрый Змей! — ответила Кодя. — Соколиный Глаз будет думать сейчас над этим вопросом! — и Кодя глубоко задумалась, опустившись на пень.
Вдруг она стремительно вскочила и звонко шлепнула себя ладонью по лбу.
На лбу тотчас же выступило багровое пятно, а Кодя, снова забывшись, прокричала на весь лес:
— Придумала! Ура! Придумала!
Девочки отчаянно зашикали, Кодя поняла свою ошибку и смущенно понизила голос:
— Завтра я устраиваю представление. Будет отделение цирка, будет театр, фокусы! И в заключение Кодя Танеева, Башибузук и Сорвиголова, спустится со второго этажа на парашюте, — заключила девочка.
— Что это такое — парашют? — живо заинтересовались остальные.
— Огромный зонтик, вроде дождевого, на котором можно спускаться, как на воздушном шаре, с какой угодно высоты, даже с облаков, — пояснила Кодя. — Ну что, хорошо придумано? — снова забывшись, закричала Кодя.
В окно второго этажа выглянуло испуганное лицо Марьи Андреевны.
— Кодя! Разве можно так неистовствовать? Ты разбудишь Сару!
— Не буду! Ах, не буду! Совсем забыла, — ответила сконфуженно Кодя.
Минут через пять Марья Андреевна была уже внизу, среди детей.
— Девочки, — произнесла она, — Сара спит крепко и не скоро проснется. Бедняжка так измучена! Анна Васильевна и няня побудут с ней, а мы отправимся на прогулку в лес. Заодно соберем грибов к завтрашнему обеду да сделаем из цветов большие букеты — ведь вы все так любите цветы! Еще не поздно, к ужину мы успеем вернуться.
— Ах, да, конечно, великолепно, чудесно! — послышались приглушенные голоса.
Только Маня сказала тревожно:
— Сегодня, собственно говоря, не следовало бы идти куда-либо.
— Почему? Почему? — заволновались девочки.
— Да потому что сегодня понедельник.
— Ну так что же?
— Понедельник — несчастливый день! — с уверенностью проговорила Маня.
— Глупенькая, глупенькая ты девочка! — произнесла с укором воспитательница. — И когда ты перестанешь, Маня, повторять эти пустяки?! Все дни одинаково равны у Бога! Сколько раз я это говорила тебе!
Маня покраснела и пролепетала что-то неразборчиво в свое оправдание.
— Дети, — обратилась Марья Андреевна к девочкам, — идите собираться! Берите платки, косынки и корзинки, с которыми мы обыкновенно ходим в лес.
— Я не знаю, где моя корзинка! — объявила Саша-растеряша. — Не видела ли ты моей корзинки? Не знаешь ли, куда я ее дела? — приставала она с расспросами то к той, то к другой девочке.
— Где Сашина корзинка? Растеряша потеряла свою корзинку! — засуетились девочки.
— Кажется, она была в классной, — высказала предположение Ляля.
— Или в спальне… — вторила ей ее подруга Наташа.
— Или на чердаке.
— А может быть, в саду под качелями?
Все бросились искать Сашину корзинку.
Искали в саду между грядками и клумбами, искали в доме и даже заглядывали на чердак и в колодец.
— А это что? — подбегая к Саше и хватая ее за плечо, закричала Кодя.
Через плечо у Саши была перекинута веревка, на которой болталась корзина.
— Вот тебе раз! Я и забыла, что она на мне! — смущенно развела руками Саша.
— Ах ты, Сашенька-Саша! Большая ты растеряша! Все-то ты забываешь, сеешь все и теряешь! На плечах твоих — увы! — тыква вместо головы…
— Ну вот уж и тыква! — обиделась Саша.
— Ну так капустный кочан, — не унималась Софочка.
— А у тебя… А у тебя… — захлебываясь от обиды, начала было Саша…
— Не ссорьтесь, дети! Идем, а то будет поздно!
Марья Андреевна, повязанная, как и девочки, белой косынкой, двинулась вперед.
За ней по двое, по трое заспешили девочки.
Шествие замыкали трое: Кодя, Софочка и Жучок.
* * *
Какая тишина! Как чудесно!
Только веселые птицы наполняют несмолкаемым гомоном лес.
Двенадцать девочек, во главе с их воспитательницей, идут в самую чащу.
Здесь еще лучше, привольнее и зеленее. Пестрые мотыльки носятся наперегонки. Стрекочут в траве зеленые кузнечики. Красивые полевые травы — лиловые колокольчики, ало-белая кашка, синеватые лесные фиалки, медвежья губка, белая ромашка — все это вместе дает на диво подобранный букет.
— Ах, что это?
Девочки останавливаются. Там, за деревьями, стелется голубой ковер по зеленому, ярко блестящему полю.
— Да ведь это незабудки! Целое царство прелестных незабудок, нежно-голубых, похожих на голубые небеса!
Ляля, Наташа, Софочка и Кодя бросаются к ним со всех ног в сопровождении Жучка.
— Куда? Ни с места! — останавливает детей испуганный оклик Марьи Андреевны.
— Какой ужас, дети! — говорит она. — Если бы вы только знали, что таится под этим ковром из цветов! Боже вас сохрани подходить близко к этому полю! Оно зелено, свежо и прекрасно. Но не доверяйтесь его обманчивой красоте. Стоит только кому-либо ступить на этот сверкающий зеленым бархатом ковер — и он погиб… Эта голубая лужайка представляет собой засасывающее бездонное болото. И человек, которого оно медленно, но верно затягивает вниз, неизменно гибнет! Мне жаль, что я вас повела в эту часть леса… Вас соблазняют эти роскошные незабудки, но помните, дети, что под ними находится страшная могила для каждого, кто ступит на этот голубой лужок!
Дети молчали.
У Кати уже тряслись губы, а на глаза навертывались слезы.
— Грибы! Смотрите, грибы! — неожиданно крикнула Ганя Сидоркина, приметив семью боровиков, приютившуюся между древесными корнями.
— Ай, вот еще и еще! Смотрите! — подхватили дети и весело рассыпались по лесной чаще.
От гриба к грибу, от цветка к цветку — и белые косынки воспитанниц «Убежища» замелькали между деревьями.
славненькие, крепкие, чудесно пахнувшие землей и лесом.
Когда в корзинах уже не осталось больше места для грибов, усталые и счастливые девочки уселись отдохнуть под развесистыми старыми соснами.
Марья Андреевна прилегла поодаль с книгой в руках, бросая озабоченные взгляды на девочек.
— Хотите, девочки, послушать сказку про Старика-Боровика? — предложила своим подругам сказочница Наля.
— Да! Расскажи нам, Наля! Пожалуйста, расскажи! — радостно зазвучали голоса детей.
Преисполнились внимания и все остальные девочки, усевшиеся в кружок вокруг рассказчицы.
Наля начала свою сказку.
— Жил-был в лесу старый грибной Дед Боровик. У него было страшное сморщенное лицо и корявые кривые ноги. Он был очень сердитый. Боровик был назначен грибным царем всего грибного царства. Он всячески заботился о том, чтобы люди не проникали в его владения и не уносили его подданных из леса. Но это ему плохо удавалось, потому что люди очень любили ходить за грибами в огромный лес и наполнять ими доверху свои корзины. И вот злой Боровик задумал отомстить людям. Он решил обращать маленьких детей в лесные грибочки. Однажды в его лес забрели такие дети — братец и сестричка. Они тоже собирали грибы и вдруг видят: перед ними, как из-под земли, вырос маленький старик землистого цвета с растрепанной бородой и всклокоченной головой… Старик стал у них на глазах делаться все выше и выше и превратился наконец в огромного великана и…
— И… замолчи, пожалуйста! Мне страшно! — взвизгнула Катя, закрывая обеими руками лицо.
— Кате страшно! Замолчи, Наля! — строго произнесла Оля Хмурова, старшая из сестричек.
— И я боюсь! — пропищала Ляля-малютка.
— Не надо такой страшной сказки! — пролепетала Маня и, вскочив со своего места, стала крестить воздух направо и налево, приговаривая: — Чур меня! Чур меня! Наше место свято!
— Вот глупышки! — засмеялась Кодя. — Чего бояться? Вкуснейшего из грибов бояться? Надо радоваться, когда найдешь такой боровик, а они… Да хотите, я вызову его сейчас? А?
— Ай-ай-ай! — ответили на это предложение девочки дружным визгом.
— А я все-таки вызову! — хохотала Кодя.
— Не смей! Не смей! — слышались отовсюду встревоженные, испуганные голоса.
— Вызову, даю вам слово, вызову Старика-Боровика.
— Старик-Боровик, мы тебя не боимся! Явись передо мной, как лист перед травой! Зову тебя, ничего не боюсь, ничего не страшусь! Явись! Явись! Явись!
— Явись! Явись! Явись! — продолжала вопить громким голосом на весь лес Кодя.
Марья Андреевна поспешила к детям, издали заметив, что творится что-то необыкновенное.
Вдруг что-то зашумело, захрустело, застучало поблизости в кустах.
— Это он! Боровик! Грибной царь! — вскричала Катиша и, не выдержав, залилась слезами.
— Ай! — взвизгнули хором все остальные девочки.
— Явись! — крикнула еще раз Кодя и протянула руку вперед.
Еще громче захрустело что-то в кустах, затопало, задышало могучим вздохом и…
Большая пестрая морда, увенчанная рогами, с любопытством высунулась из-за кустов.
Очевидно, заблудившаяся в лесу корова, услышав людские голоса, решила обнаружить свое присутствие.
Марья Андреевна успокаивала перепуганных девочек, в то время как крестьяночка Ганя, Липа и Вера, вооруженные сучьями, старались прогнать подальше непрошеную рогатую гостью.
— Гляди! Вон лесное болото! — вскричала Софочка, протягивая руку вперед.
Сразу все они — Кодя, Софочка и Жучок — остановились как вкопанные.
Прелестная лужайка зеленела перед ними. Голубые цветы устилали ее сплошным ковром.
— Незабудки! — говорила, словно зачарованная, Кодя. — Ты помнишь, Софа, что говорила Сара на прошлой неделе? Она говорила: "Мой больной папа очень любит незабудки! Я каждый раз, как еду в город, забегаю в лес и собираю их для него целый букет". А теперь, когда ее папа умер, не думаешь ли ты, что ей будет очень приятно, если мы нарвем этих чудесных цветов, и она усыплет ими отцовскую могилу?
С минуту Кодя стоит задумавшись. Она точно видит перед собою заплаканное личико осиротевшей Сары, видит ее тоненькую, хрупкую фигурку. И ей до боли становится жаль сиротку. Хочется утешить и порадовать Сару хотя бы чем-нибудь.
— Решено, говорит она. — Софочка! Я иду за незабудками для Сары, то есть, вернее, для ее покойного отца. Это будет маленькое утешение для бедняжки.
— Соколиный Глаз, ты храбр, как настоящий вождь краснокожих, но ты слышал, что говорила Марья Андреевна? — осторожно замечает Софочка. — В зелено-голубой лужайке таится смерть…
— Но только не для храбрецов! — бодро отвечает Кодя. — Итак, Мудрый Змей, и ты, Быстрая Лапа, я иду! Не бойся за меня! — прибавляет Кодя с улыбкой. — Я дочь моряка и сумею выплыть из моря, а не только из какого-то болота. Только вот сниму башмаки — без них куда легче. И, пожалуйста, не бойся за меня! Болото по сравнению с морем — одна глупость. А я плаваю, как рыба, заметь!
— А Марья Андреевна? — нерешительно прошептала Софочка, тряхнув своими рыженькими кудрями. — Не находишь ли ты, что мы должны ее слушать?
— Разумеется, — подхватывает Кодя, — Марью Андреевну я готова слушать всегда и во всем, но Марья Андреевна не краснокожий и не может постичь всей ловкости нашего племени!
— А если ты утонешь? — волнуется Софочка.
— Если бы, да кабы, да во рту росли бобы, то был бы не рот, а целый огород!
— и она стоит у самого края зеленой лужайки. Рядом с ней Софа и Жучок.
Жучок тихо подвизгивает, пятясь задом от роковой лужайки. Софа лепечет что-то о долге послушания, о благоразумии и опасности.
Но Кодя уже не слышит ничего.
— Раз! Два! Три! — отсчитывает Кодя и делает прыжок на середину болота.
— О-о! — проносится в ту же минуту отчаянный вопль по всему лесу.
Жучок воет и мечется по берегу.
Кодя стоит посреди лесной поляны, в самой гуще царства незабудок, с испуганно вытаращенными глазами. Ее босые ноги по щиколотку ушли под зеленую травку болота… Вместо зеленой травы вокруг нее образовалась густая, липкая грязь… Эта черная липкая масса тяжелыми путами тянет ее вниз…
— Что это? Боже мой, что это?
Кодя чувствует, к своему ужасу, что к ее ногам как будто привешены гири, точно кто-то настойчиво и цепко обхватил их там, внизу, под этим зелено-голубым ковром, и влечет ко дну обезумевшую от ужаса девочку.
Рыженькая Софочка и Жучок неистово мечутся по берегу болота.
— Кодя тонет! Кодя тонет! — кричит Софочка.
Жучок по-прежнему воет.
А Кодя, с искаженным от страха лицом, тонет все глубже и глубже. О том, чтобы плыть, нечего и думать. Болото оказалось гораздо гуще, нежели думала несчастная девочка! Вот оно уже до колен засосало свою жертву… Вот уже до пояса… Софочка кричит во весь голос:
— Спасите Кодю! На помощь к Коде! Спасите! Помогите! На помощь… Сюда!.. Сюда!..
Ужасный вой Жучка становится все протяжнее и отчаяннее с каждой минутой… Он то кидается к Коде, то с визгом отпрыгивает назад.
А Кодя продолжает уходить в роковую болотную грязь. Вот она уже по самую шею ушла в его мутную гущу… Теперь оттуда торчит одна лишь голова девочки с испуганными помертвевшими глазами.
— Кодя! Кодя! — несутся отчаянные крики с берега…
Марья Андреевна поднимает с земли огромный сук, вернее, ствол молоденькой, вывороченной с корнем елки. Крепко держась за один конец ствола, она другой конец протягивает Коде.
— Держись за него крепко, девочка! — кричит она, в то время как одиннадцать девочек продолжают метаться по берегу.
Кодя с трудом поднимает руки, оставшиеся, к счастью, поверх ужасной гущи, и старается дотянуться ими до деревца. Сильные пальцы девочки цепко хватаются за него…
Марья Андреевна с Липой и Верой усиленно тянут ствол за другой конец.
И Кодя, захлебываясь, с трудом подползает к берегу.
Очутившись на твердой земле, она едва стоит на ногах и, прежде чем кто-нибудь успевает поддержать ее, падает без чувств на мшистую траву леса.
Няня, выбежавшая из ворот усадьбы, при виде вконец испорченного платья девочки разражается потоком упреков по адресу Сорвиголовы и Башибузука.
Но Марья Андреевна сразу же останавливает ее.
— Оставьте, нянечка! Кодя и так довольно наказана. Бедняжка была на волосок от смерти! — говорит она чуть слышно и тут же отворачивается, чтобы скрыть непрошеные слезы.
— Государынька моя, да как же это тебя угораздило, голубонька! — всплеснув руками, сразу меняет тон няня и, припав к мокрой и грязной Коде, рыдает над ней, словно над мертвецом.
«враги» Коди — Вера, Маня и Липа — сознают, что, несмотря ни на что, Кодя мила и близка их сердцам.
Одна Кодя не плачет. Она даже не замечает, кажется, всеобщего волнения. Она закрыла глаза и как будто дремлет.
Но поздно вечером, когда все засыпают, от одной из кроватей отделяется фигура девочки и на цыпочках пробирается в соседнюю со спальней комнату.
В этой комнате спит Марья Андреевна.
Кодя тенью скользит к ее постели, опускается на колени перед ней и нежно приникает губами к ее свесившейся с постели тонкой руке.
— Спасибо вам, милая! — шепчет Кодя. — Если бы не вы, Соколиного Глаза уже не было бы на земле! Если бы вы знали, как стыдно мне, что я ослушалась вас!
— и Кодя уже далеко… По дороге она поправляет сползшее одеяло на Ляле-малютке, посылает воздушный поцелуй спящей Софочке и долго стоит у постели Сары, с сочувствием глядя на нее.
— Бедняжечка моя! Ты тоже лишилась своего папы! — шепчет Кодя. — Но я постараюсь, как могу, утешить тебя!