Всем "лесным девочкам" известно решение Коди наказать себя. Это наказание очень сурово: целую неделю Кодя не ходит на озеро и лишает себя удовольствия кататься с горы, играть в снежки со Славой, Люсей, Софочкой и Жучком, но… этого недостаточно Коде.
Правда, она наказала себя за глупую проказу, но все-таки впервые сказанная ложь осталась без наказания, и Кодя очень волнуется по этому поводу. Как и чем искупить эту ложь? В ушах Коди то и дело звучит фраза покойного отца:
"Моя Кодя всегда говорит правду, всегда одну только правду!"
А она взяла и солгала. Сказала тогда, в то злополучное утро, что Мама Валя едет, и это та же ложь, та же несдержанная клятва…
Стыдно Коде. Невесело на душе…
Да, как Соколиный Глаз и член лесного кружка, она провинилась перед остальными!
"Ложь можно искупить только сугубой правдой. Правдой, усиленной правдой, и ничем другим", — припоминает Кодя слышанные когда-то слова.
Но как это сделать?
"Ах, вот, — мысленно говорит Кодя, — я буду говорить всем в глаза все то, что я о них думаю! Да. Это и будет прекрасное искупление!"
И Кодя как можно скорее решает привести свою мысль в исполнение.
Прежде всего она идет к няне в ее комнатку, где старушка, ничего не подозревая, вяжет чулок.
— Нянюшка, — говорит Кодя с видом кроткой голубки, — милая, хорошая, дорогая моя нянюшка, знаете ли вы, что я вас не очень-то люблю?
— Люби, матушка, люби, государынька, — отвечает, не расслышав, растроганная няня. — Меня не за что не любить: пекусь я о вас, сиротках, как о внучках своих, денно и нощно…
— Вы не расслышали меня, няня! — с той же невозмутимой кротостью, но повышая голос, говорит снова Кодя. — Я вас не люблю и даже очень не люблю за то, что вы все время ворчите и всегда браните меня за всякую шалость. Люди должны быть приветливы и добры, как Мама Валя!
Сначала няня широко раскрывает рот и смотрит на Кодю так, точно перед ней не она, а серый волк из лесной чащи. Потом няня сердито и быстро говорит, предварительно роняя с носа очки:
— Башибузук! Как есть Сорвиголова! И не стыдно тебе, и не совестно, сударыня! Уходи от меня! Уходи, неблагодарная! Я ей и чулки штопаю, и платье чиню до полуночи, каждый день хоровожусь над ней, а она… Вот тебе и спасибо, государыня моя, отблагодарила меня…
— Не кричите, — тем же кротким и печальным голосом проговорила Кодя. — Все равно я вас от этого не в состоянии буду полюбить.
И она поспешила выйти из комнаты расходившейся старушки.
Анна Васильевна весело глядит на Кодю, отрываясь от книги.
Кодя стоит у порога и в свою очередь смотрит на Анну Васильевну.
— Что тебе нужно от меня, девочка?
— Я должна нынче высказать все то, что думала и говорила дурного о других, — говорит она, объясняя доктору свое решение.
— Это занятно! — улыбнулась добродушная Анна Васильевна. — Это занятно! Что же ты могла бы сказать дурного обо мне?
— О, ничего дурного, ни капли, только… Оказывается, что она называла доктора Анну Васильевну толстушкой, четырехместной каретой, называла уткой, ходящей вперевалку, один раз даже… какой ужас! — гиппопотамом!
— Нехорошо, Кодя! Нехорошо так насмехаться, в особенности над старшими, — спокойно говорит доктор.
Кодя смущенно опускает глаза.
— Простите, Анна Васильевна, — лепечет она. — Простите, потому что я вас все-таки очень-очень люблю, милая моя! Очень-очень люблю! — и она исчезает за дверью.
Вскоре она как ни в чем не бывало появляется в классной.
Там девочки как раз спорили о том, на кого похожа Липа: на липу, на березу или на осину.
— Кодя! Кодя! — спросили все в один голос. — Скажи нам, на кого, по-твоему, Липа похожа? Только говори правду!
— Правду? Хорошо. По-моему, Липа не похожа ни на липу, ни на осину, потому что они зеленые летом и белые зимой, а Липа совсем черная, как сапог, точно не моется никогда.
Липа вспыхивает от обиды.
— Я не черная, а смуглая! — говорит она.
— Посмотри на твои руки! — возражает Кодя. — Они вовсе не смуглые, а просто грязные…
Обиженная Липа расплакалась.
— Странно! — говорит Кодя. — Ведь меня просили сказать правду! Да я и сама решила говорить только правду.
— Кодя, Кодя, а я на кого похожа? — вскрикивает Софочка и сыплет скороговоркой: — Кодя, милая, скажи мне всю правду, укажи, чтоб исправилась я, чтобы полюбила ты меня!
— Мудрый Змей, краснокожий друг мой, — говорит торжественно Кодя, — тебе недостает храбрости. Надо быть смелей и не бояться ни лягушек, ни мышей.
Затем Кодя говорит Катише-трусише, что не выносит ее за трусость. Оле, ее сестричке, что она, Оля, не умеет отучить от страха младшую сестру. Мане — что пора бы ей перестать быть такой суеверной и что только необразованные люди верят еще в приметы и в сны.
— В сны-то уж верить буду! — сердито заявляет Маня. — Потому что они правду говорят! Сегодня я видела во сне, что все мы купались в озере, а это не к добру — к болезни. Вот увидишь!
Ляля-малютка, обнявшись с Наташей, подошла к Коде.
— А нам что ты скажешь, Кодя?
Ласковым взором девочка окинула обоих детей, трогательно привязанных друг к другу, и, помолчав, сказала:
— Вы обе так любите друг друга, так дружны между собой, что я бы очень хотела быть на месте одной из вас, чтобы самой иметь такого друга!
— Возьми меня! — протянула Саша-растеряша, выступая вперед.
— Тебя? — Кодя весело расхохоталась. — Хорошенько привяжи сначала твою голову к шее, Саша, а то, не ровен час, ты потеряешь и ее…
Девочки рассмеялись, а Саша надулась, слезы обиды навернулись у нее на глазах. Она полезла в карман за платком, но вместо платка, к общей потехе девочек, вытащила… скомканное в комок полотенце.
— А платок где? — изумились дети. И тут же стали искать Сашин платок.
Он оказался за классным шкафчиком Саши. По ошибке Саша приняла его за тряпку и вытирала им пыль со своих вещей.
Кодя хотела еще порадовать Сару и Ганю, находя их "по правде" милыми, славными девочками, но не успела, так как в это время стремительно распахнулась дверь, и Слава с Люсей, в сопровождении верного Жучка, вбежали в классную.
* * *
— Новость! — кричал Слава.
— Новость! — вторила ему Люся.
— Гав-гав-гав! — аккомпанировал детям Жучок.
— Мама купила… — начал, захлебываясь, Слава.
— Купила мама… — вторила ему Люся.
— Шину, — закончил Слава.
— Какую шину?
— Не шину, а ма-ши-ну.
— Гав-гав-гав!
— Швейную?
— Паровую?
— Железнодорожную?
— Неужели целый поезд?
Девочки теснились вокруг детей Симановских и их четвероногого спутника и смотрели им в рот, точно именно там, а не где-либо в другом месте, была спрятана загадочная машина.
— Ну же! Скорей! Скорей! — подгоняла Софочка.
— Какую машину купила Мама Валя? — кричала Кодя так громко, что Анна Васильевна прибежала осведомиться, все ли девочки здоровы и не болят ли у кого-нибудь из них зубы или живот.
Слава набрал в себя воздуха, надул щеки, точно два воздушных шара, и громко-громко произнес, как истый краснокожий дикарь, на весь дом одно только слово:
— Автомобиль!
— Мама купила автомобиль! — восторженно повторила Люся и волчком закружилась по комнате.
Оказалось, что Валерия Сергеевна действительно выписала из города для своей лесной усадьбы большой, прекрасный автомобиль.
Автомобиль должен был прибыть только через неделю.
С этого дня дети не пропускали ни одной свободной минуты, чтобы не поговорить о захватывающе-интересном для них предмете.
Кучер Михайло со сторожем наскоро готовили помещение для автомобиля в запасном сарае. В людской освободили комнату для шофера, который должен быль управлять автомобилем. Словом, все волновались.
Это было памятное воскресенье для обитателей лесной усадьбы.
После обедни, которую отстояли в своей лесной церковке, дети вскрикнули от неожиданности и восторга, выйдя на церковное крыльцо.
Посреди двора стоял новенький, нарядный, очень вместительный автомобиль, охраняемый человеком, с головы до ног закутанным в мех, наподобие эскимоса, и с огромными темными очками на лбу.
Человек оказался шофером. Он тут же дал столпившимся вокруг него детям первые объяснения насчет езды и устройства машины.
— Завтра мы все по очереди покатаемся на нем, — объявила "лесным девочкам" Валерия Сергеевна.
— Я не хочу! Я боюсь! — запищала было Катиша-трусиша.
— А я очень буду рада! — подняла голос Саша-растеряша. — Какая интересная вещь! — И она так низко наклонила голову, разглядывая колесо машины, что круглая шапочка соскользнула с ее головы.
— Твоя шапка, Саша, где твоя шапка? — закричали дети.
— Моя шапка? Она у меня на голове, — спокойно произнесла девочка.
— Ну не растеряха ли ты? В самом деле! На, надевай скорей, — произнесла Марья Андреевна, водворяя на место Сашину шапку.
— Я сегодня видела сон, что в доме пожар, а это к новости! — сообщала Маня. — Вот и есть новость — привезли автомобиль в усадьбу!
— Хороша новость, о которой мы знаем уже целую неделю! — засмеялся Слава.
Кодя молча разглядывала машину.
— Ждать до завтра! О, это слишком ужасно! Что думает об этом Следопыт, мой краснокожий друг? — шепотом обратилась она к Славе.
Следопыт, оказалось, думал то же, что и Кодя. Ждать до завтра — целая мука! Соколиный Глаз прав. До завтра кто знает, сколько еще случайностей может произойти в лесной усадьбе! Ах, если бы сегодня хотя бы посидеть на чудесных сиденьях машины!
— Я сейчас должен поехать за вещами, оставленными на станции, — произнес шофер, — надо привести в движение машину.
И он повертел ручку рычага спереди машины. Автомобиль зашипел, как огромная, жарко натопленная плита, на которую брызнули водой. Сильно запахло бензином.
Дети с замиранием сердца следили за каждым движением шофера.
Но Марья Андреевна сказала, что все это они подробно увидят завтра, и увела их в дом.
Как-то так вышло, что Кодя замедлила немного и вместе со Славой очутилась за открытыми дверями сарая, загородившими обоих детей от всех остальных.
Жучок последовал примеру своих любимцев.
Шофер долго возился с машиной, так долго, что, несмотря на стужу, ему стало жарко, и он решил пойти напиться в людскую избу.
Едва лишь успела скрыться за порогом пристройки его мохнатая, зашитая в мех, как у эскимоса, фигура, как Кодя, Слава и Жучок уже успели очутиться втроем на мягких сиденьях автомобиля.
— Как хорошо! — восхищался Слава. — Ну скажите на милость, это ли не хорошо?!
— А это еще что такое?
Кодя протянула руку, взялась за какое-то небольшое колесико и повернула его несколько раз.
Что-то зашуршало, зашипело зловеще. В ту же минуту автомобиль запыхтел и, неожиданно рванувшись вперед, стремительно покатился из ворот усадьбы по ровной, как скатерть, снежной дороге, к полному ужасу обоих детей и Жучка.
* * *
Со страшной скоростью мчался автомобиль по дороге, пыхтя и оставляя за собой облако снежной пыли.
По обе стороны дороги тянулся двумя рядами лес. Стаи голодных ворон с испуганным карканьем шарахались в сторону при виде страшной машины.
Дети, полуживые от страха, подпрыгивали на эластичных подушках птицей летевшего экипажа.
Жучок уже не лаял, не визжал даже. Но вся его собачья фигура съежилась, подобралась и превратилась в жалкий дрожащий комок.
К счастью, дорога была без поворотов и извилин, прямая, как лента, так что Слава и Кодя, не имевшие никакого понятия об управлении машиной, могли пока что положиться на саму машину. Теперь перед невольными путешественниками расстилалось во всю свою бесконечную ширь поле.
За полем лежало село, куда ежедневно ходила за провизией Лиза. Прямо посреди села стоял большой деревянный дом самого богатого мужика, старосты. Кодя и Слава летом не раз сопровождали туда Валерию Сергеевну.
Этот дом преграждал путь автомобилю. Он был выстроен как раз на дороге, посреди небольшой площади. Свернуть вправо или влево дети не могли.
— Кодя! — отчаянно закричал Слава. — Если мы не остановим автомобиль — мы погибли! Ты слышишь меня? Машина врежется в стену и разобьется на мелкие куски!
Она отлично слышала его. Но что могла сделать бедная, легкомысленная девочка, чтобы остановить машину, совершенно не зная ее устройства?!
Шапка давно упала с ее головы и осталась где-то на дороге.
"Да, мы погибли! Спасения нет! — думает Кодя. — Спасения нет, потому что нельзя остановить машину, и я одна виновата в этом!"
А автомобиль все мчался и мчался вперед, все ближе и ближе к роковой преграде.
Село уже недалеко. Вон лавка… вон амбары… вон избы крестьян…
Заметив мчавшийся с быстротой молнии автомобиль, люди с отчаянными криками бросились в разные стороны.
Бегут испуганные бабы… Бегут старики… В страхе отскакивают от края дороги дети… С громким лаем мчатся собаки вслед бешено скачущему автомобилю.
Кодя и Слава уже не смотрят друг на друга. Глаза обоих прикованы к одной точке.
— дом старосты.
Площадь уже недалеко, а там и дом. На его крыльце стоят люди. Они машут руками, кричат. Лица их встревоженны. Это видно издалека.
— Остановите! Остановите! — слышен не то стон, не то вопль с крыльца дома.
Но ничто уже не может предотвратить катастрофы.
Машина, все еще не переставая шипеть, со всех сил врезается в стену дома старосты.
* * *
Автомобиль исковеркан. Стена дома пробита. На снегу лежит выброшенный Слава, с беспомощно раскинутыми руками.
Жучок тут же. Он повредил себе лапу. С отчаянным визгом он то зализывает свою рану, то бросается к Славе и лижет ему лицо и руки.
Но где же Кодя?
Староста и сбежавшиеся крестьяне извлекают окровавленную девочку из-под колес автомобиля.
— Кажись, она умерла! Не дышит! — говорит кто-то.
— А барчук жив? — вторит другой.
Слава открывает в эту минуту глаза и, заметив бесчувственное тело своего друга, кричит отчаянно:
— Кодя! Она умерла! Кодя, бедная, милая, дорогая"
* * *
Из лесной усадьбы приехали насмерть перепуганная Валерия Сергеевна, шофер, кучер Михайло и доктор.
На исковерканную машину госпожа Симановская даже не взглянула. Она бросилась в дом старосты, куда уже перенесли детей.
— Я жив, я жив, мама, а Кодя…
Слава недоговорил и, повиснув на шее матери, заплакал.
Валерия Сергеевна, крепко прижав к себе Славу и едва удерживаясь от рыданий, бросилась к Коде.
Доктор Анна Васильевна поспешила за ней.
С окровавленною головой, без чувств Кодя лежала на лавке под образами.
При виде госпожи Симановской они кинулись к ней, причитая:
— Матушка, красавица, барыня, наша благодетельница! Убилась до смерти, убилась воспитанница наша… Отошла уж, почитай, душа ее ангельская… Вот горе-то, вот несчастье!.. Не помочь ей теперь… А с убытками… Ладно, все возместится, знаем вас, матушка-барыня, не первый год: и дом поправите, и все изъяны, а вот девоньку-то жаль, погибла безвременно, такая молоденькая, злосчастная ты наша сиротинушка, горемычная ты, болезная твоя судьба…
Они бы еще долго плакали над бессильно распростертым телом Коди, если бы Анна Васильевна энергично не приказала им замолчать и не протиснулась к пострадавшей сквозь собравшуюся в горнице толпу.
Кодя не дышала. Закинутая назад голова ее была вся залита кровью, лицо мертвенно-бледно.
Доктор Анна Васильевна быстро приложила ухо к груди девочки и замерла так на несколько мгновений, вся обратившись в слух.
Замерли и другие, следя за каждым движением доктора.
Лицо Анны Васильевны, обычно веселое и добродушное, сейчас поражало своей суровостью.
Но вот оно просветлело. Что-то похожее на улыбку пробежало по губам. Еще минута напряженного внимания, и она сказала, обращаясь к Валерии Сергеевне:
— Успокойтесь… Она жива… Сердце слабо, но бьется… А пока бьется сердце, надежда на спасение есть…
* * *
Кодя больна. Кодя при смерти. И снова в "Лесном убежище" со дня на день ждут ужасной вести, которая должна прилететь из Маленького дома.
А пока на израненную голову наложены швы.
Но надежды на выздоровление Коди мало.
В горячечном бреду она то и дело кричит в тяжелом забытьи:
— Автомобиль… Вот он… Возьмите его, возьмите… Где Слава?… Спасите Славу и Жучка… Оставьте Кодю… Бросьте Кодю… Им помогите… Они не виноваты ни в чем… Виновата я… Кодя… И пусть я погибну… Я заслужила это… Простите меня… Простите…
Доктор-хирург, вызванный из города, Анна Васильевна, Валерия Сергеевна и Марья Андреевна чередуются у постели больной.
В самом «Убежище» вся жизнь теперь перевернулась вверх дном. Уроки отменены. Дети бродят по двору и не отводят глаз от окон Маленького дома, где в комнате Валерии Сергеевны лежит, борясь со смертью, Кодя.
Только теперь, когда нет с ними Коди, "лесные девочки" поняли, как она им всем дорога, эта не в меру шаловливая, но честная, чуткая девочка, и как им было всем хорошо и весело с ней. Правда, она была большая проказница, эта Кодя, но ничего преднамеренно злого не было в ее проказах. Неужели же она должна умереть?
* * *
— Ур-ра! Кодя будет жить! Кодя поправляется! Ей лучше!
Слава кричит так громко, что лесное эхо вторит ему.
— Будет жить, говоришь?
— Ур-ра! — вскрикивает Софочка и от радости бросается на шею Славе.
— Слышите вы, что говорит Слава: Соколиный Глаз будет жить! Да здравствует Соколиный Глаз! Теперь мы его…
Софочка недоговаривает, отчаянно гримасничает, силясь удержать слезы, но не в состоянии сделать это. Они текут двумя обильными ручьями. При виде их храброе сердце Следопыта не выдерживает: на минуту смелый краснокожий забывает об обещании храбрецов и, обняв за шею Мудрого Змея, уткнувшись носом в его плечо, ревет так, что няня прибегает узнать, чем обижен Славушка и не надо ли за него заступиться.
Вместо ответа плач только усиливается.
Плачет Большая Липа. Плачет вспыльчивая Вера. Плачет суеверная Маня, уверяя сквозь всхлипывания, что она видела во сне собаку, а это к счастью. Плачут две сестрички. Плачут две подружки, причем Ляля-малютка и белокурая Наташа утираются одним платком. Плачет смуглая Наля. Ревмя ревет Саша-растеряша, сморкаясь по ошибке вместо платка в нечаянно унесенную со стола салфетку. Плачет Ганя, причитая по-деревенски. Бесшумно рыдает Сара в своем уголке.
Няня, узнав наконец причину плача, кидается от одной к другой, силясь успокоить детей, и заканчивает тем, что садится в угол, подпирает щеку рукой и начинает в тоне Гани причитать по-деревенски:
— Кодюшка моя… родненькая моя… хошь и не любишь ты няньки старой, ворчуньи гадкой, а я тебя люблю, государыньку мою, и жалею тебя крепко, болезную мою, и…
Няня не в состоянии продолжать. Слезы градом льются на ее передник, добрые, сладкие, хорошие слезы.
* * *
Ярким лунным светом освещена лесная поляна. Над ней золотой купол, испещренный мигающими звездами. Сосны и елки стоят посреди полянки. Одна, самая высокая, самая развесистая и красивая, впереди. Хлопья снега, как куски белоснежной ваты, прихотливо разбросала на ее зеленых ветвях красавица-зима.
Слава и его учитель что-то долго возились сегодня подле этой елки. Кучер Михайло с дворниками и сторожем помогали им.
Под елку они спрятали какой-то ящичек, на концах елочных ветвей укрепили стеклянные шарики.
К шести часам вечера все было готово, и по приказанию Валерии Сергеевны веселая толпа тепло укутанных девочек высыпала на полянку в сопровождении воспитательниц.
Стоит теплый, тихий, совсем будто и не зимний вечер. Ласково сияют звезды с далеких небес, и одна из них ярче и светлее других.
Это Вифлеемская звезда, самая прекрасная, самая светлая и большая.
Семь часов вечера. Скоро наступит Рождество.
В этот чудесный вечер сочельника девочки настроены особенно радостно и светло.
Между ними Кодя.
С черной повязкой на лбу (самый опасный шрам еще не вполне зажил) она так мало походит теперь на прежнюю бедовую проказницу Кодю.
Сейчас будет праздноваться Рождество, чудеснейший из праздников в мире, все станут обмениваться сюрпризами, подносить начальнице и воспитательницам, Марье Андреевне, няне и доктору Анне Васильевне нехитрые самодельные вещицы вроде вышитых переметок, намеченных гладью платков, платков под лампу, башмачков для часов и закладок; а она, Кодя, не приготовила ничего, кроме розового конвертика, тщательно скрытого у нее под платьем, на самом сердце.
Но разве этот розовый конвертик можно считать за подарок?
— Дети, Рождество наступило! Споем тропарь родившемуся Христу! — проговорила торжественно Марья Андреевна. — Ляле, Наташе и Мане петь не следует: у них горло подвержено простуде. Кодя тоже пока слаба, а остальные — за мной! Начнем!
— Рождество Твое, Христе Боже наш…
В тихом, студеном зимнем воздухе зазвучали звонкие детские голоса.
Им вторили взрослые: и воспитательницы, и Славин учитель, и прислуга.
Когда тропарь был пропет, Марья Андреевна скомандовала, обращаясь к детям:
— Детишки, извольте повернуться к елке спиной. Раз! Два! Три!
Тринадцать девочек тотчас исполнили ее приказание.
Слава с учителем и Люсей бросились к зеленой елке. В тот же миг щелкнуло что-то.
— А теперь глядите сюда!
— Ах!
Пышное зеленое деревце сияло сотней разноцветных электрических фонариков. Точно исполинские сверкающие драгоценные камни, они были разбросаны там и сям по зеленым ветвям елки.
— Как красиво! Как дивно красиво! — то и дело восклицали девочки.
— Это, детки, Мама Валя устроила для вас такое дивное зрелище, — произнесла Анна Васильевна. — Ей было жаль срубить и погубить зеленое деревце, и, чтобы не лишать вас все-таки рождественской елки, Мама Валя предпочла устроить ее в лесу! Порадуйте же и вы нашу общую любимицу, покажите ей, что вы приготовили для нее!
Едва Анна Васильевна успела договорить последнее слово, как дети с радостными криками: "С праздником, дорогая наша! С праздником!" — окружили свою любимицу.
— Вот, Мама Валя, вам от меня!
— А это от меня, Мамуля!
— Вот и моя работа!
— Примите, душечка наша, и мою работу! — зазвучали отовсюду трепетные голоса детишек, и дрожащие от нетерпения руки протягивали к ней обернутые в бумагу сюрпризы.
Даже Ляля-малютка и та сумела вышить закладку в книгу для общей любимицы.
Кодя стояла в стороне. Волнение охватило девочку. Наконец она сделала усилие над собой и робкими шагами двинулась к окруженной детьми начальнице.
— Вот это от меня, Мама Валя, — произнесла она застенчиво, протягивая Валерии Сергеевне розовый конвертик, только что снятый с груди. — Прочтите, моя дорогая, когда останетесь одна… А больше того, что заключено здесь, я не могла сделать.
И Кодя, совсем уже смутившись, юркнула за спины подруг…
* * *
Тринадцать девочек «Убежища», Люся и Слава, воспитательницы и прислуга не могли оторвать глаз от дивного зрелища.
— Детки! — прозвучал ласковый голос Валерии Сергеевны. — Мои подарки вам еще не подоспели, а пока они появятся, попрошу Налю-сказочницу рассказать вам одну из тех ее чудесных сказок, которые она мне рассказывала на днях.
— Расскажи, расскажи, Наля! — загораясь любопытством, закричали хором дети, окружая Налю.
Девочка начала рассказывать своим певучим голосом: "В густом зеленом лесу росла чудесная елка среди своих подруг, таких же зеленых и красивых елочек, как она. Всем им было хорошо и привольно в лесной чаще. Ветер играл с ними и напевал им свои чудесные песенки. Вьюга с метелицей, смеясь и шаля, осыпали их белой и мягкой пудрой снега. А по ночам серебряный месяц рассказывал им дивные сказки, обливая их своим млечным светом, и золотые звездочки вели с ними бесконечные беседы…
Чудесная молоденькая елочка со страхом думала о том, что и ей придется расстаться с родной чащей, и ее срубят и увезут далеко-далеко отсюда в город… Она печально высказывала свое горе подругам. А те только смеялись над ней.
— Глупая, глупая елочка! — говорили они. — . Ты не понимаешь собственного счастья! Ведь в городе тебя нарядят в такие роскошные одежды, какие тебе и не снились никогда! Тебя украсят так, что ты станешь такой дивной, волшебной красавицей, что все будут восторгаться тобой! Дети будут петь и плясать вокруг тебя, взрослые станут любоваться тобой. Сотни свечей загорятся на твоих ветвях.
— Ах, нет! Не хочу я этого! — повторяло елочка. — Мне хочется остаться здесь, в родном лесу!
Тогда подруги рассердились на нее и ста; громко бранить елочку, упрекая ее в том, что она не понимает, какое ждет ее счастье, и старались уколоть ее своими острыми иглами… Они издевались над ней до тех пор, пока не пришли люди. Они срубили их и увезли в город…
… с них сорвали все их пышные украшения и, разрубив на мелкие куски, сожгли в печке.
А милую, скромную елочку, оставшуюся в лесу, ждала совсем иная доля…"
— Я сама расскажу конец твоей сказки, голубушка Наля, — неожиданно прервала девочку Валерия Сергеевна.
— Итак, — подхватила Валерия Сергеевна, — иная доля выпала нашей милой елочке. Ее тоже заметили люди, но не срубили ее, нет! С любовью украсили они ее нежные ветви фонариками… И, спрятав электрическую батарею под елкой, внезапно осветили ее… Дети и взрослые окружили елку в ожидании тех радостей, которые несет с собой сочельник… И вот эта радость наступила. Из лесной чащи выступил старик с седой как лунь бородой. За его плечами был укреплен огромный кузов с рождественскими подарками, который принес к елке дед…
Тут перед удивленными девочками произошло нечто такое, что заставило их подумать, не грезят ли они. Не сон ли? Не сказка ли это?
пакетами всевозможной величины.
— Ах! — вырвалось у детей дружным хором.
Катиша-трусиша вздумала было взвизгнуть от страха и спрятаться за спину сестры, но старый Рождественский Дед запустил руку в свой короб и, вынув первый подарок, передал его девочке. У него при этом было такое доброе лицо, а глаза так приветливо сияли из-под нависших седых бровей, что Катиша-трусиша сразу успокоилась.
За первым подарком Рождественский Дед стал раздавать и остальные. Каждому из присутствовавших, взрослому и ребенку, было вручено по пакету.
Быстро, при ослепительно ярком свете елочных фонариков, девочки разворачивали каждая свой пакетик и то и дело радостно вскрикивали от радости при виде того, что скрывалось в нем.
Так Липа Большая получила рабочий несессер, о котором давно грезила наяву и во сне. Вера — желанный ящик с красками. Маня — пяльцы с канвой, гарусом и всеми принадлежностями для вышивания. Наля — крошечную швейную машинку. Сара — книгу рассказов. Оля и Катиша Хмуровы — прелестные альбомы с открытками. Ляля-малютка и белокурая Наташа — по красавице-кукле… Ганя Сидоркина — целую игрушечную прачечную, девочка очень хотела ее иметь. Саша-растеряша — настоящую маленькую плиту, на которой она может стряпать. Няня — большой пуховой теплый платок. Марья Андреевна и доктор — по куску чудесной шерстяной материи. Учитель Славы — портфель, в котором лежали три книги.
Но больше всего детей поразили подарки Рождественского Деда, врученные четырем лесным друзьям-краснокожим: Коде, Славе, Люсе и Софочке. Им были подарены принадлежности для игры в индейцев: луки, стрелы, топорики, ружья и даже головные уборы, а еще мягкая обувь и пояса.
Пятого — Быструю Лапу — не забыли тоже. Для него был приготовлен новый ошейник.
Когда корзина таинственного дедушки наконец опустела, дети робко окружили его.
— Кто ты? — первая задала ему вопрос Кодя. — Скажи нам, добрый дедушка, твое имя, чтобы мы могли отблагодарить тебя.
— Да, кто ты? — подхватили другие дети.
— Тот, кого вы считаете своим другом, — произнес из-под нависших усов басистый голос, — тот…
— Ха-ха-ха! — весело расхохотался Слава. — Да ведь это дядя Жорж!
— Дядя Жорж! Дядя Жорж, — закричали дети и весело запрыгали вокруг желанного и так таинственно появившегося дорогого гостя.
— Дядя Жорж! Дядя Жорж! — неистовствовали дети. — Спасибо за подарки, дядя Жорж!
— Я тут ни при чем, — отвечал он, — единственный подарок, который я вам сделал, это то, что приехал сюда к вам. Все же остальное устроила ваша добрая фея Мама Валя… Она поручила мне закупить все это в городе и привезти сюда! Она же устроила и мое таинственное появление, прислав на станцию костюм Рождественского Деда — просто овчинный, вывернутый наизнанку тулуп кучера и шапку сторожа, да бороду и парик с усами из пакли… Я доехал в таком наряде вон до тех деревьев, там оставил сани. И вот я с вами, друзья мои! Здравствуйте все! С Рождеством Христовым!
— А теперь в комнаты, детишки! Пора и честь знать. Свежее становится, мороз крепчает, — сказала Анна Васильевна после взаимных поздравлений.
— Да-да! Домой, домой! Завтра сюда вернетесь снова, — послышались голоса Мамы Вали, няни и Марьи Андреевны.
…
И взрослые, и дети поспешили к дому, где ждали их праздничный ужин и сласти в помещении начальницы, куда все были приглашены.
* * *
В тот же вечер Валерия Сергеевна еще раз с любовью пересмотрела полученные ею от детей подарки. Потом вынула из кармана переданный ей Кодей конверт. Она вскрыла его с живейшим интересом. На розовой бумажке красивым четким почерком Коди было написано всего несколько строк. Но эти строки тронули до слез добрую начальницу "Лесного убежища".
"Дорогая, бесценная моя Мама Валя! — писала Кодя. — Если бы я была обыкновенной девочкой, то вы получили бы какое-нибудь рукоделие и от меня, но ведь я Соколиный Глаз, который владеет лучше стрелой и ружьем, нежели иглой. Однако я все-таки не хочу оставить вас без моего подарка, бесценная Мама Валя, потому что больше всех в мире, после покойного папы, люблю Вас. Дарю Вам то, с чем мне труднее всего расстаться: дарю вам прежнюю дурную, шаловливую Кодю, чтобы Вы выбросили ее вон, а вместо нее останется у Вас новая, хорошая Кодя, которая даст Вам слово не огорчать Вас, родную нашу, своими гадкими шалостями никогда, никогда, никогда!
Ваша «новая» Кодя".
… И думает о милой, сердечной, шаловливой девочке, которой предстоит нелегкий труд переделать себя… Мама Валя верит, что на этот раз Кодя сдержит слово.