-- Смотри-ка, Иечка, кого я тебе привел!
Весь запушенный снегом, Андрей Аркадьевич стоял на пороге прихожей в то время, как Ия с детьми собиралась идти на обычную ежедневную прогулку.
-- Катя! Катя! -- радостно вырвалось y Ии и с просветлевшим лицом она обняла младшую сестренку.
Счастливая, радостная, смеющаяся стояла Катя перед сестрой. Около двух месяцев не видались они.
Ии не было времени навещать сестру. Она вся ушла в заботы по дому, a главное по воспитанию Нади и Журы, довольствуясь теми короткими известиями, которые приносил ей о младшей сестре Андрей Аркадьевич, навещавший Катю. Он несколько раз порывался взять к себе в отпуск сестру, но всякий раз Ия его отговаривала от этого:
-- Не надо, Андрюша, не надо... Катя, хотя и очень изменилась к лучшему, стала много сдержаннее и серьезнее за последнее время, но, в сущности, она все-таки слишком шаловлива и "непоседа", чтобы не беспокоить Констанцию Ивановну и Нетти, -- каждый раз находила она один и тот же мотив, одну и ту же отговорку не брать Катю гостить в дом брата.
В сущности, молодая девушка опасалась совсем другого. Не шаловливости Кати боялась она, a новых недоразумений, могущих вспыхнуть между Нетти и младшей сестренкой, таких же недоразумений, жертвой которых все чаще и чаще являлась теперь сама Ия.
-- Нет, уж Бог с ней, пусть посидит лучше в пансионе, благо, не одна она там, многие девочки остаются на праздники в интернате. По крайней мере, подальше от греха, -- решила молодая девушка, стараясь побороть в себе желание провести день-другой в обществе младшей сестры, -- a на лето вместе на Волгу поедем, поселимся в Яблоньках y мамы под крылышком, -- утешала она себя тут же розовой надеждой.
И вот, вопреки её решению, Катя была здесь, сияющая, радостная, возбужденная.
При одном взгляде на её счастливое личико y Ии не хватило духа упрекать Андрея Аркадьевича за то, что он привез, не спросив её совета, младшую сестру.
-- Ha все Рождество!.. Ha все праздники отпустили!.. Ты подумай, Иечка, Андрюша безо всяких разговоров увез до самого Крещения. Вот-то радость! Лидия Павловна даже наставления не успела прочесть, как мне надо держаться в гостях. Живо-живо на извозчика и марш-маршем... -- трещала Катя. -- Наши все тебя просили поцеловать. A особенно Шура Августова и Зюнгейка тоже... Зюнгейка даже письмо написала тебе ужасными каракульками, да я впопыхах в интернате его забыла... Ах, Иечка, если бы ты только знала, какой y нас рев поднялся в отделении, когда Лидия Павловна нам объявила, что ты совсем оставила место и не вернешься к нам... A Зюнгейка даже на чердак плакать убежала, говорит, там под шум ветра не так слышно будет. Ей чуть за поведение кола не поставили за это. A новая классная дама ничего себе, добрая, тихая, только разговаривать не любит много... Все сидит и молчит... A Шура-то, Шура как изменилась! Совсем другая стала и с твоей карточкой (у меня ее выпросила) даже ночью не расстается, под подушку к себе кладет... A к Зюнгейке отец-башкир приехал. Важный такой, седой, в халате и тюбетейке. И всем "ты" говорит, и начальнице, и инспектору... И еще новость... Оля Глухова палец себе проколола булавкой... Резали палец-то, нарывать стал... ужас какой!.. A y Ворг, помнишь Соню Ворг, черненькая такая, бабушка умерла в прошлое воскресенье. На похороны Соню возили...
Точно из рога изобилия, сыпятся слова из малинового ротика Кати. Смуглое личико девочки разгорелось и пылает ярким румянцем. И горят ярко, как звездочки, черные жизнерадостные глаза.
-- Ах, душки какие! Вот картинки-то! Маленькие человечки, как вас зовут? -- внезапно заметив Надю и Журу, приходит в неописуемый восторг Катя.
-- Батюшки, да ведь они двойняшки! -- весело кричит она, вызывая этим всеобщий хохот.
-- Дева Мария, да неужели же это -- Катя? Ta самая маленькая Катя, которую я мельком видела спеленатой на руках нашей соседки Юлии Николаевны? -- прозвучал позади собравшейся в прихожей маленькой группы певучий голос Констанции Ивановны.
-- Ах, Боже мой, Катя! Но она прелестна! -- с обворожительной улыбкой вскричала Нетти и экспансивно бросилась на шею гостье. -- Душка моя! Можно вас поцеловать?
Ия глазам своим не верила при виде такой встречи. Да неужели же Нетти, та самая Нетти, которая за эти полтора месяца её пребывания здесь то и дело язвит ее и преследует насмешками, награждая то и дело замечаниями, эта самая Нетти сразу так обласкала её младшую сестренку?.
-- Maman, maman, глядите! Кого она напоминает вам? Меня, не правда ли меня, когда я была в её возрасте. AndrИ, что ты на это скажешь? A вы, papa? Идите же, идите сюда знакомиться с Катей!
Разумеется, между Нетти и Катей не было никакого сходства и прелестное, правильное, но несимпатичное, всегда надутое лицо первой ничуть не походило на привлекательное, смуглое, жизнерадостное личико Кати, но тем не менее это несуществующее сходство, в угоду Нетти, все поспешили признать. Потом молодая хозяйка дома схватила за руку Катю и потащила ее к себе.
подходящее из моего гардероба. Да и причешу вас по моде заодно. Теперь таких причесок никто не носит, и y вас с ней настоящий вид сандрильоны. Я же, как добрая волшебница, превращу вас сейчас в прекрасную принцессу несколькими движениями рук. Да? Хорошо?
Весь этот фейерверк слов, обещаний и тонкой лести оглушил Катю. Нетти увлекла ее к себе, не давая ей возможности поздороваться со старым князем, спустившимся со своего верху приветствовать юную гостью.
Озабоченная Ия старалась всячески подле себя удержать младшую сестру.
-- Простите, Нетти, но прежде нежели развлекаться нарядами Катя должна рассказать мне, как она училась вторую четверть года в пансионе, показать свои отметки и написать поздравительное письмо матери к празднику, -- проговорила она.
-- Ах, оставьте, пожалуйста, вашу манеру классной дамы, милая Ия, уверяю вас, она вам не к лицу, -- с деланным смехом возразила Нетти.
A по-моему, Ия Аркадьевна права, дело и дело раньше всего, a потом уже развлеченья, -- вмешался в разговор князь Юрий Львович.
Но Нетти, недовольная, уже надула губки.
-- Катя, душка моя, неужели вы не хотите пойти со мной?
Что было отвечать Кате? Она находилась, как в тумане. Представление о действительности замутилось в её головке. Она никак не могла понять, каким образом Нетти, которую она, Катя, еще два -- три года тому назад терпеть не могла, сейчас относится к ней с таким доброжелательством. И самой Кате Нетти не казалась уже такой антипатичной, как прежде. A обворожительная улыбка, не сходившая с губ Нетти и адресованное Кате ласковое выражение её восторженных в эту минуту глаз отчасти уже покорили девочку.
Однако, строго поднятые брови Ии и её безмолвное приказание, переданное Кате непосредственно большими серыми глазами, дали новое направление мыслям девочки.
-- Я сейчас же вернусь к вам, лишь только напишу письмо маме, -- торопливо и смущенно объявила она Нетти.
-- Только скорее, скорее! -- нетерпеливо командовала та вслед уходившей за сестрой и детьми Кате:
-- A спать вы должны y меня в будуаре... Непременно! Слышите? A то рассержусь. В детской вам негде поставить постели, a y меня вам будет вполне удобно, -- довершила она свою любезность по отношению молоденькой гостьи.
-- Знаешь, Ия, я до сих пор и не знала Нетти... Помнишь, постоянно бранила ее, a она премилая оказывается, -- чистосердечно признавалась Ии по дороге в детскую Катя.
Кати и никак не могла ее понять. Уже в детской, пока дети снимали верхнее теплое платье, Ия успела отвести Катю в сторону и шепнуть:
-- Послушай, сестренка, не поддавайся так опрометчиво чужому влиянию. Помни: "не все то золото, что блестит"... Старайся, несмотря на твой юный возраст, узнавать людей, a если тебе самой не справиться с этой задачей, обратись за советом к тем, кто искренно и по настоящему желает тебе добра.
-- Иечка! Милая! Да что с тобой? Ты как будто встревожена чем-то... Или не рада, что я приехала к тебе? -- уже начиная волноваться, допытывалась Катя.
-- Нет, рада, милая, рада! -- внезапно вырвалось y Ии и она с такой непривычной ей страстной нежностью обняла сестру, как будто хотела этим объятием оградить Катю от грядущих на её пути несчастий.
A через минуту, как ни в чем ни бывало, избегая удивленного взгляда сестры, вопросительно посматривавшей на нее, Ия, уже совладав со своим порывом, говорила спокойно:
Сама Ия писала в далекие Яблоньки еженедельно. A каждый месяц посылала матери весь свой заработок, отказывая себе во всем. Хотел по-прежнему помогать матери и Андрей Басланов, но Ия сумела отговорить его, ссылаясь на то, что теперь он отрезанный ломоть и что Сам Бог велел ему отныне заботиться о его собственной семье. Но все-таки Андрей Аркадьевич сумел урвать от суммы, переданной ему американцем Томсоном, небольшую часть и послал эти деньги матери, никому не говоря об этом ни слова.