Знойная июльская жара спала, и приятная теневая прохлада воцарилась в широких аллеях Елагина острова. Наемный экипаж Орловых катился по главной аллее, ведущей к Стрелке. Мать и дочь сидели в нем, молчаливые, равнодушные, апатичные, далекие всему этому веселящемуся миру.
У Анны Игнатьевны подкосились ноги... Последняя надежда на спасение дочери исчезла из ее сердца.
Солнце зашло. Со взморья потянуло прохладой. Снова зашуршали шинами в песке нарядные собственные экипажи, ландо, коляски и пролетки. Заметались с нудно пронзительными гудками автомобили, зазвенели звонки велосипедистов.
-- Мне холодно, -- пожаловалась Клео, -- прикажите ехать домой.
Она теперь неизменно говорила матери "вы", заставляя этим несказанно страдать Анну Игнатьевну. Орлова-мать, заставив себя подавить свое безумное влечение к негодяю, как она называла теперь Арнольда, по-прежнему прилагала все свои усилия к тому, чтобы Клео не попала как-нибудь в его руки.
Несколько дней тому назад она получила телеграмму от своего бывшего возлюбленного. Всего две строчки, заставившие ее всю облиться холодным потом:
"Отдайте мне Клео. Не препятствуйте нашему соединению, или я не постою ни перед чем. Предупреждаю, что известный вам вексель в моих руках. Арнольд".
Она задрожала. Телеграмма выпала у нее из рук. Но то было лишь минутное смятение.
Никогда, никогда не решится Арнольд скомпрометировать заодно с нею и Клео, которою, очевидно, еще не успела пресытиться его капризная страсть. Нет, это, конечно, одни только угрозы, и ей нечего беспокоиться на этот счет.
И она перестала думать об этом, поглощенная вся заботами о Клео, которая с каждым днем все больше и больше беспокоила ее.
Было слишком утомительно держать под постоянным неослабным надзором девочку.
Между тем подступал август... Надо было подумать и о своих делах, о предстоящих ей в будущем сезоне ролях, о своей надвигающейся службе в театре.
Да она и не может быть постоянным стражем своей дочери. А Клео ни на минуту нельзя оставить одну. Она спит и видит во сне, как бы убежать к Арнольду.
Эти мысли так глубоко захватили женщину, что она как будто перестала замечать происходившее кругом.
-- Вам кланяется Тишинский, -- услышала она холодный, словно чужой голосок Клео, сухо прозвучавший у ее уха.
-- Ах... вот он, да... Здравствуйте, Мишель... Заезжайте к нам, что вы нас забыли! -- крикнула она с подчеркнутой живостью, когда автомобиль молодого богача поравнялся с их остановившейся наемной коляской.
А в голове мелькнула острая, как жало, мысль.
-- Тишинский! Вот кто! Вот в ком может быть спасение для бедняжки Клео.
Она даже в лице изменилась под влиянием этой новой возможности, представившейся ей так внезапно.
Зоркими глазами следила она за молодым человеком, вышедшим из автомобиля и разговаривавшим с Клео. От напряженного внимания Анны Игнатьевны не мог укрыться яркий румянец, выступивший на его скулах, румянец радости, зажженный этой неожиданной встречей с ними.
бы их можно было бы поженить до начала моего сезона! Если можно было бы в конце августа устроить свадьбу и передать мои материнские заботы о бедняжке в руки любящего и неиспорченного мужчины, который сумеет оградить малютку от происков этого негодяя.
И она удвоила свою любезность к Тишинскому, настойчиво приглашая его бывать у них часто, как прежде...
Юноша расцвел. Орлова угадала, что он любил Клео первой, долго не забывающейся любовью.
Нарядный автомобиль Тишинского останавливается на Кирочной у подъезда Орловых. Из него с неизменным букетом роз, завернутым в бумагу, выходит Мишель Тишинский. А несколькими минутами позднее он выходит снова из подъезда, ведя под руку Клео. С балкона зорким напряженным взглядом следит за ними Анна Игнатьевна.
-- Смотрите же, monsieur Мишель, привезите мне ее вовремя к чаю, вы за нее мне ответите головой, -- кричит она вниз молодой паре с деланною веселостью.
Тишинский любезно поднимает шляпу, Клео небрежно кивает рыжей головкой, и они уносятся вихрем по направлению островов.
Молодая Орлова с первого же дня с восторгом ухватилась за эту поездку... Во-первых, она хоть на час, на два исчезала из-под ненавистной ей опеки матери. Во-вторых, сам Тишинский был добрый приятель и не докучал ей расспросами. А она теперь так научилась ценить это молчание ее спутника. К тому же где-то далеко в глубине сердца жила слабая надежда увидеть хоть издали Арнольда. Обменяться с ним поклоном, взглядом. Ах, она так измучилась в разлуке с ним!
Но эта встреча, как нарочно, не происходила. А произошло нечто, чего совсем не ожидала девушка.
Был чудный августовский вечер. На Каменноостровском уже вспыхнуло электричество, когда, быстро промчавшись по нему, автомобиль Тишинского, миновав целый ряд мостов, пронесся под темные своды Удельнинского парка. Золотые звезды, яркие и рельефные на черном бархате неба, то и дело падали, оставляя за собою на миг сверкающий след. Таинственные кущи дерев по краям дороги значительно и красиво молчали в осенней темноте. Тишинский, уже давно наблюдавший похудевшее бледное личико сидевшей подле него Клео, постоянно грустное и серьезное все последнее время, вдруг уловил на ее губах блуждающую улыбку.
-- Ну, наконец-то! Наконец-то вы прежняя, mademoiselle Клео... Наконец-то вы улыбнулись, -- произнес с неподдельной радостью молодой человек.
Клео подняла на своего спутника внимательные глаза.
-- Чему вы радуетесь, Тишинский? Или вы уж так сильно любите меня?
-- Вы угадали: люблю вас безумно, Клеопатра Львовна, люблю насмерть... И если бы вы пожелали только...
-- То вы бы положили к моим ногам руку и сердце и папашины прииски, как это водится, -- усмехнулась девушка.
-- Да... не смейтесь надо мною!.. Это так... Я готов отдать самую жизнь за обладание вами... Я был бы счастливейшим из смертных, если бы вы пожелали стать моей женой.
-- Увы, вам я этого не пожелаю, Тишинский! Я симпатизирую вам... но -- не могу... не в силах. Ведь я люблю другого, Тишинский.
-- Это ничего, -- вырвалось у него с горячностью. -- Я постараюсь заслужить вашу любовь.
-- Но я принадлежала другому... Я знала его ласки... Я была его любовницей, -- беспощадно раскрывала она ему свою тайну.
-- И это вздор... Я же люблю вас, Клео, и забуду ваше прошлое, как дурной сон, -- выдавил из себя он после минутной паузы, весь бледный, потрясенный ее признанием.
-- Спасибо!.. Вы истинный друг. И я этого вам никогда не забуду. Не сердитесь же на меня. Право, я так несчастна! -- едва нашла в себе силы договорить девушка и заплакала совсем бессильными детскими слезами.
-- Вы знаете, Тишинский сделал мне предложение сегодня, -- сказала она матери, проводив их гостя, ледяным тоном.
-- Ну и что же?.. Ты согласилась, конечно? Такая партия, и теперь особенно, для тебя находка, -- произнесла с замирающим сердцем Анна Игнатьевна, впиваясь в лицо дочери разом загоревшимися глазами.