Ослепительно яркое солнце заливало круглую комнату, когда я подняла отяжелевшие со сна веки.
- Наконец-то проснулась, бирюзовая! - прозвенел надо мной хорошо знакомый голосок, и Гуль-Гуль с разбега прыгнула ко мне на постель.
Все, что казалось мне ночью сном или сказкой, оставалось при свете дня самой настоящей действительностью. И какой чудной, какой яркой действительностью! Со мной был мой друг! Со мной была Гуль-Гуль!
- Джаным голубушка! Нина яхонтовая! - тараторила она, спеша и волнуясь, - вставай, солнышко! Вставай, бирюзовая! Новость! Большая, большая новость! По берегу Терека всадник скачет! Начальник!.. Прямо сюда!.. Прямо к замку! Спеши к окну, хорошенькая джаным!
Я не заставила повторять приглашения. Заслонив глаза ладонью от солнца, я силилась разглядеть, кто же это был.
Что офицер, казачий офицер - в этом я не сомневалась.
А вдруг Андро? Милый, дорогой князь Андро, которому Люда успела сообщить о нежелании бабушки принять ее? И он сразу поспешил мне на выручку...
Ах, как это было бы хорошо! Умница Андро сумел бы, конечно, найти нужные слова, чтобы убедить бабушку. Андро лучше многих знал мою вольнолюбивую натуру и почти всегда принимал мою сторону...
Но всадник, скакавший во весь опор, приближался, и скоро мне пришлось разувериться в своем, слишком заманчивом предположении. Когда путник поровнялся с башней, я разочарованно вздохнула.
Это был Доуров... Опять Доуров!
- Его не впустят. Вот увидишь, не впустят, - говорила я убежденно, обернувшись к Гуль-Гуль в то время, как всадник подскакал к воротам замка.
Но каково же было мое изумление, когда, после продолжительных переговоров со старым Николаем, ворота замка распахнулись настежь, и Доуров въехал во двор.
А через час на лестнице раздались тяжелые шаги великанши, и Гуль-Гуль едва-едва успела скрыться в своей каморке, когда немая появилась на пороге.
Она неистово мычала, хватая меня за руки и указывая куда-то вниз своим огромным пальцем.
Я решила покориться и последовала за ней. Она привела меня сначала в мою комнату, помогла умыться и одеться в одно из платьев, доставленных сюда с арбой, и повела меня к бабушке.
Старая княгиня Джаваха сидела в кресле, держась прямо и торжественно, и, похоже, поджидала меня.
- А где же Доуров? - поинтересовалась я. - Мне показалось, что я видела его из окна башни.
- Ты не ошиблась. Сергей Владимирович Доуров здесь, и ты его увидишь через несколько минут. А пока выслушай то, что я скажу тебе. Будь внимательна.
- Я охотно слушаю вас, бабушка, - поторопилась ответить я, решив покоряться до времени всем причудам этой странной старухи.
- Я не сомневаюсь в этом, - сухо уронила она, - потому что самый маленький ребенок должен понимать тех, кто делает ему добро. А ты далеко не ребенок, Нина, тебе скоро шестнадцать лет, ты уже взрослая барышня. Другие в твои годы здесь, на Кавказе, давно замужем.
- Я никогда не выйду замуж, бабушка, - прервав ее речь, воскликнула я пылко.
Она пристально посмотрела на меня, и губы ее скривились в неприятной гримасе.
- Тебя не спрашивают об этом, - сухо возразила она. - Как ты думаешь, - внезапно переменила тему разговора бабушка, - приятно мне было убедиться в том, что в мой тихий замок, вместо ожидаемой почтительной и благонравной барышни, ворвался дикий, непослушный, отчаянный мальчишка-джигит, на которого не действует ни доброе слово, ни наказание! Этот мальчишка остается тем же разбойником, тем же дикарем и нарушает спокойствие моего мирного жилья! Нечего сказать, приятную услугу оказал мне покойный племянник, поручив тебя моей опеке!
- Глупая девчонка! - сердито отозвалась княгиня, - ты не понимаешь, что молоденькой барышне неприлично жить в квартире чужого холостого офицера.
- Князь Андро - брат мой! - горячо воскликнула я, - а не чужой. Я люблю его больше всех в мире, после Люды, и считаю себя его сестрой.
- Мало ли что ты считаешь, глупая! - прервала меня бабушка, - надо, чтобы люди думали так. А люди так думать не будут. Значит, для тебя надо выбрать нечто иное. И я выбрала. У Сергея Владимировича Доурова есть прелестное поместье в Гурии, где живет его мать, бывшая фрейлина покойной русской царицы. Там же живут и его взрослые сестры, прекрасно воспитанные барышни, и там поселишься ты до тех пор... ну, до тех пор, словом, пока не станешь его женой.
- Женой? Чьей женой? Доурова? Вы шутите, верно, бабушка? Никогда...
- Молчать! - сурово прикрикнула старуха. - Молчать! Не сметь непочтительно говорить со мной! Вздор! Раз я говорю, что это будет так, то так оно и будет. Глупое дитя, ты не понимаешь своей пользы. Сергей Владимирович Доуров делает честь тебе, - дикой, невоспитанной провинциалке, предлагая себя в мужья. Он служил прежде в блестящем полку в столице, он уважаем в своем кругу, он самый блестящий офицер из всего Гори, Мцхета и даже Тифлиса, и тебе нечего раздумывать. Ты будешь его женой! Да, будешь, я уже дала ему слово.
- Ну, вот и отлично! - расхохоталась я, не совсем, впрочем, естественным смехом, - вот и отлично - выходите за него сами, бабушка, если он вам так нравится.
- Дерзкая! - закричала княгиня вне себя, - как ты смеешь? - однако тотчас спохватилась и продолжала подчеркнуто спокойно и веско, - ну, довольно слов и пререканий, как я сказала - так и будет. Завтра на заре ты поедешь с Сергеем Владимировичем Доуровым в его поместье, где получишь светское воспитание в его семье. А сейчас ты сможешь сама сказать Сергею Владимировичу, что согласна на его предложение.
С этими словами бабушка встала с кресла и величественно поплыла к двери.
Я осталась одна. Я была ошеломлена, уничтожена, убита. Ничего подобного я и представить себе не могла. Дело оборачивалось гораздо серьезнее, нежели я ожидала.
Завтра на заре меня отвезут в Гурию, в поместье ненавистного Доурова, к его чопорной матери и кривлякам-сестрам и... и я никогда не увижу ни милой Люды, ни дорогого Андро, ни чудных гор и бездн Бестуди, ни обоих старых дедушек... Никогда! Никогда!
Я упала головой на стол, сжала виски ладонями и невольно застонала сквозь стиснутые зубы.
- Что с вами? Вы плачете, милая княжна? - послышался надо мной вкрадчивый голос.
Я вскочила, подняла голову и отступила назад, дрожа от ненависти и отвращения.
Предо мной стоял Доуров, спокойный, холеный Доуров, человек, которого, судя по всему, не слишком интересовало мое нетерпимое отношение к нему.
Я захлебывалась. Я не находила подходящих слов для выражения негодования. И вдруг меня осенило...
- Слушайте, Доуров! - крикнула я неестественно звонким голосом, - сколько вы возьмете отступного из тех сумм, которые завещаны мне покойным князем, - сколько денег должна я назначить вам в пешкеш, чтобы вы оставили меня в покое?
Он вздрогнул, как под ударом хлыста. Выпрямился во весь рост и побледнел, как полотно. Оскорбление, брошенное мной, казалось, и ему было не под силу. Но в мгновение ока Доуров поборол свои чувства. Его пухлые пальцы с отполированными розовыми ногтями легли на мою руку.
- Напрасно вы такого дурного мнения обо мне, княжна Нина, - произнес он наигранно печальным голосом, - я искренно люблю вас!
- Нина! Нина! - театрально восклицал он, красивым жестом взявшись за голову.
Доуров все еще удерживал мою руку. Надо полагать, прикосновение самого гадкого пресмыкающегося не могло вызвать той гадливости, какую испытывала я. Я ненавидела в бывшем адъютанте отца все, решительно все: и эти лощенные ногти, и самодовольное лицо, и рассчитанные на эффект речи. С ненавистью вырвала я свою руку и крикнула, почти в упор приблизив свое пылающее лицо к его противной, самодовольной, упитанной физиономии:
- Слушайте вы, как вас... Не смейте так говорить со мной, не смейте касаться моей руки... или... или... я выцарапаю вам глаза, клянусь Богом!
И кинулась вон из комнаты.