Какие у вас прелестные волосы!
- Сколько вам лет?
- Как? Только шестнадцать? Неужели шестнадцать? Тогда вы почти самая младшая в классе. Одна Лазарева - однолетка с вами. Женя Лазарева! Женька! Женишок! Где ты? Только ей одной будет скоро шестнадцать лет, а мы все старше.
- Maman говорит, вы сирота!
- Это ужасно! Ах, мне вас жаль! - выделился в хоре общих возгласов и расспросов нежный голосок.
Я быстро оглянулась. Прелестное личико было обращено ко мне с явным сочувствием. Голубые глаза сияли лаской. Белокурая девочка была миниатюрна, как фарфоровая куколка.
- Женя Лазарева, - назвалась она.
- Женька - молодец, прелесть! Она у нас самая чувствительная. Сирот и мышей любит и жалеет больше всего на свете! Мы ее так и прозвали - "Мышка".
Тиха, покорна, молчалива,
Как лань лесная боязлива...
С пафосом продекламировала рослая девушка с румяными щеками, черными огненными глазами и толстой, как корабельный канат, пышной косой.
- Позвольте отрекомендоваться: Щупенко, казачка Ростово-Донская, или просто: "Маша" - по имени и "Казачка" - по прозвищу. Дон свой люблю и вас любить буду.
- Да, да, все мы любить вас будем! - пообещал другой нежный голос.
- Ну, Милка Перская всех любит, не от сердца только, а по привычке, - насмешливо воскликнула, выступив вперед высокая, рябая, энергичная с виду девушка. - Эмилии всегда и всем восторгаться надо. Без этого не проживет. Она у нас леденчик. Так и тает, так и тает. Смотришь - и нет ничего, растаяла совсем...
- Ну, уж ты, пожалуйста, Волховская, - обиделась рыженькая большеглазая девочка.
Я обратила внимание на Волховскую, поскольку Арно называла фамилию моей будущей соседки по парте - прямые резкие черты, упрямая складка у губ, взгляд энергичный и открытый.
"Так вот она какова - первая ученица, представительница выпускных!" - отметила я, еще не разобравшись, нравится она мне или нет.
- Новенькая? Где новенькая? Maman, говорят, новенькую привела! - послышались новые голоса, и в дортуаре появилась еще одна группа девочек.
- Лида! Лида! - неслось со всех концов дортуара, - что же так долго, Лида?
- Мы экзерсировались. "Блоха" заставила. Все к soiree1
И в ту же минуту, самым бесцеремонным образом расталкивая окружавших меня девочек, его обладательница ворвалась в центр нашего круга.
Нельзя сказать, что она была красива или хотя бы миловидна. Передо мной стояла стройная, небольшого роста девушка-подросток лет семнадцати, с темными коротко остриженными волосами, вьющимися, как у мальчика. Обыкновенная девушка. Но неизъяснимая притягательность была в ее нервном, вызывающе гордом лице с насмешливыми, слегка прищуренными зеленовато-серыми глазами... Крупные и, пожалуй, слишком полные губы дерзко улыбались, когда она уставилась на меня с выражением самого беззастенчивого любопытства. Не знаю почему, но с первого взгляда я испытывала безотчетную симпатию к зеленоглазой девушке, которую она явно не разделяла, потому что в ее пристальном любопытстве я чувствовала какую-то недоброжелательную предвзятость.
- Бароночка, тебе не нравится новенькая? - спросила одна из пришедших с ней воспитанниц. - Говори же, душечка-бароночка...
- Игренева, опять! Сколько раз надо повторять тебе, что мы вышли из того возраста, когда можно было называть друг друга кисками, душками, мушками, блошками... Почему не клопиками, таракашками, мокричками? Брр! Презираю! Наивно и смешно. Меня, по крайней мере, избавьте от всего этого! - раздраженно проговорила зеленоглазая девочка.
- Рады стараться, превосходительная баронесса! - пропищал кто-то, поддразнивая гордячку.
- Коткова! Вы глупы, если не можете понять этого!
Зеленоглазая девочка бросила грозный взгляд куда-то в сторону. Зрачки ее расширились. Бледные щеки вспыхнули румянцем.
- Баронесса, не злитесь! - предложил тот же голос, но уже миролюбиво, без подвоха.
- Я и не злюсь! - горячо выкрикнула Лида. - Злиться на вас всех было бы по меньшей мере... оплошностью с моей стороны. Ну, да не в том дело! - махнула она рукой и презрительно улыбнулась.
- Как ваша фамилия? - неожиданно обратилась она ко мне.
Я не ожидала вопроса и растерялась, когда ко мне обратилась эта гордая, независимая девочка.
- Ее зовут Ниной бек-Израэл, названной княжной Джаваха, - выскочив вперед, ответила за меня Эмилия Перская.
- Разве вы немы, что позволяете отвечать за себя? - не обратив ни малейшего внимания на рыженькую Милу, спросила Лидия Рамзай.
- Бек-Израэл! - ответила я громко, глядя в зеленые глаза девочки.
- А при чем же тут "названная княжна Джаваха?" - не спуская с меня взгляда, спросила она.
- Моего названного отца и дядю звали так, и на Кавказе все меня знали под этой фамилией. Мои предки...
- Да, наши предки Рим спасли! - рассмеялась мне в лицо странная девочка, заставив меня вспыхнуть от незаслуженной обиды.
Баронесса, казалось, тотчас забыла обо мне, но не тут-то было...
- Соня! Пуд! - тормошила она полную, высокую, апатичную девушку с вялым одутловатым лицом, вполне оправдывающую свою фамилию - Пуд. - Ты знаешь басню Крылова "Гуси"?: "Мужик гусей гнал в город продавать"... Если помнишь, продекламируй новенькой...
- Я не нуждаюсь в этом, - разом закипая гневом, воскликнула я, - слышите ли, не нуждаюсь! И потом, ваш пример неудачен. Если вы хотите острить, то должны, по крайней мере, попросить кого-нибудь, чтобы вам объяснили смысл басни, которую вы упомянули. Крыловские гуси кичились своими доблестными предками, а я...
- А вы кичитесь происхождением вашего названного отца, госпожа самозванная княжна. Не все ли это равно! - насмешливо выкрикнула Лидия.
Но в эту минуту на пороге дортуара вновь появилось костлявое привидение, именуемое классной дамой, мадемуазель Арно.
- Как, еще не в постелях? - уныло удивилась она и тотчас же захлопала в ладоши, аккомпанируя своему скрипучему голосу:
- Спать, девочки, спать! Пора ложиться.
- Мадемуазель Арно! Я забыла, как жаба по-французски? - послышался преувеличенно кроткий голос Тони Котковой.
- Le crapaud, - ответила мадемуазель Арно, не подозревая еще о подоплеке простого вопроса.
- А лягушка? - послышалось из противоположного угла.
- La grenoille, - снова ответила эта невольная мученица в синем форменном платье.
- А бывает синяя лягушка, мадемуазель Арно? - после небольшой паузы раздался задорный голосок Котковой.
- Мадемуазель Коткова, вы будете наказаны! - почуяв, наконец, в чем дело, прошипела та, зеленея от злости.
- А синие привидения есть? - давясь от смеха, вторила шалунье Котковой Даля Игренева.
Девочки, успевшие улечься по своим постелям, сдержанно фыркали в подушки.
- Спать! Спать! - отчаянно вопила несчастная Арно, предугадывая начало травли, и с безнадежным видом металась по дортуару.
Я легла на узкую жесткую кровать, под холодное нанковое одеяло, предварительно закрутив вокруг головы свои длинные косы и запрятав их под ночной чепец. Моя постель была крайней от дверей умывальни. Подле меня лежала рыженькая Перская.
Эта девочка казалась мне симпатичнее других, и я была довольна соседством с ней. Когда свет в лампе был собственноручно притушен взгромоздившейся на табурет мадемуазель Арно, и классная дама "испарилась", по выражению институток, в свою, соседнюю с дортуаром комнату, я услышала тихий, чуть внятный шепот подле себя:
- Бек-Израэл! Бек-Израэл, вы спите?
- Нет, а что? - поспешила я отозваться.
- Не спите, Израэл, не спите! Мне так хочется поговорить с вами, - зашептала рыженькая Перская. - Вы не сердитесь, Израэл, что я к вам "лезу" по первому слову. Но я не "подлизываюсь". Ей Богу же, нет! Хотите, перекрещусь! Вот!
И, прежде чем я могла заверить девочку, что и без того верю ей, Мила поспешно извлекла из-под сорочки белое костяное распятие и набожно приложилась к нему губами.
- Вот, - торжествуя заключила она, - вот! Теперь вы не имеете права мне не верить. Клянусь вам Богом, Израэл, вы мне понравились с первого взгляда. Так понравились, что ужас! Я обожаю Лермонтова... Башню Тамары помните у него?
В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Чернея на темной скале...
Девочка декламировала весьма выразительно, и ее большие карие глаза сияли умиленным восхищением. Потом она продолжала:
- Вы точно Тамара, Израэл, настоящая лермонтовская Тамара. И такая же красавица! О вас уже давно говорилось в институте...
- Говорили, что новенькая поступит особенная. Что у нее, у вас то есть, преромантическая судьба. Что родители ваши были лезгинами из аула, что они бежали, крестились, потом погибли в горах. Правда это?
- Да, правда, все это правда, - вздохнула я.
- Правда! Иисус, Мария!
Прежде, чем я могла опомниться, рыженькая полька перепрыгнула ко мне на кровать и шептала, целуя мое лицо, волосы и щеки:
Побожитесь только, что ни одна душа не узнает о ней!
Она так крепко сжимала в восторженном порыве мои пальцы, ее огромные влажные глаза так умоляюще глядели, что я невольно поддалась порыву этой смешной восторженной девочки и клятвенно обещала ей - никому не говорить об ее тайне.
Едва дослушав мое обещание, она стремительно наклонилась ко мне и зашептала на ухо:
- Ах, Израэл, это такая тайна, такая, слушайте! Ни одна душа еще не знает об этом. Я пишу стихи, Израэл. Я - поэтесса.
И она упала головой мне на плечо, тихонько всхлипывая от избытка чувств, владевших ею.
- Вы презираете меня, Израэл? О, да, конечно, презираете в глубине души. Но я вас люблю, Израэл! Моя душечка! Моя Тамара! Я хочу подружиться с вами. Хочу быть вашей подругой. Вы мне не откажите в этом, милая, добрая, красавица моя?
Голос девочки дрожал искренним чувством. Она была вполне чистосердечна, эта маленькая рыженькая Перская с ее восхищенными глазками и восторженной душой. Она была восторженна, а я одинока в этом большом темном дортуаре среди чужих мне по духу тридцати девочек. Другого выбора не было, и потому, отчасти, не желая оскорбить вполне сочувствующую мне девочку, отчасти, признавая свое одиночество, я протянула ей руку со словами:
- Охотно принимаю вашу дружбу, Мила, и постараюсь быть хорошим и верным другом для вас.
- Для тебя! - поправила девочка и бросилась меня целовать.
______________
1 Танцевальный вечер.