Старший лесничий и его внучка. Юркино слово. В лесу. Митькины страхи. Снова фея Мая
На балконе небольшого лесного домика сидит старый седой господин в темном халате и круглой шапочке на голове. Старик весь погрузился в чтение газеты. А кругом него глухо шепчут старые ели, стройные березки и трепещущие осины... Солнце настойчиво проникает сквозь кружево листвы и нежными лучами ласкает старика. В этом густом, вечно что-то шепчущем лесу так хорошо и уютно! И маленький лесной дом кажется какой-то хорошенькой игрушкой среди громадного старого леса, в его густой, непроходимой чаще. А на опушке этого леса стоит большой княжеский дом. Его почти не видно сквозь стволы часто разросшихся деревьев, и он стоит одинокий, уже чуточку развалившийся, точно безмолвный сторож старого леса.
Старик сложил газету и задумался. Мало-помалу сон подкрался к нему, и он забылся дремотой, уронил голову на грудь.
Но недолго пришлось спать обитателю лесного домика. Невдалеке, в чаще молодого ельника, послышалась звонкая песенка:
Я эльфа лесная,
Я чащи дитя,
Веселая Мая,
Малюточка я!
И большой лист влажного от росы папоротника упал на колени спящего.
Старик открыл глаза и улыбнулся.
- Это ты, Мая? Ты, моя плутовка?
Маленькие елочки быстро раздвинулись под чьей-то рукой, и то же странное кудрявое и смеющееся существо, появление которого так удивило Лидочку Волгину в саду на хуторе, с хохотом выскочило из чащи ельника и повисло на груди старика.
- Мая! Шалунья дорогая! Маленькая фея! Что скажешь новенького?
- Твоя фея, дедушка, - зазвучал голосок девочки, - принесла тебе ворох новостей, и нехороших новостей, дедушка! - добавила она, надув свои губки.
- Какие же новости принесла ты мне, дитя?
- "Они" приехали, дедушка!
- Ты была на хуторе, Мая?
- Увы! Да, дедушка! Я была на нашем хуторке, который теперь стал не наш. Ах, дедушка! - всплеснув руками, произнесла девочка. - Зачем они приехали! И зачем князь продал наш хуторок?
- Мая, Мая, разве хутор этот был наш когда-нибудь?
- Ах, все равно, ты управлял им, дедушка, и я его считала как бы своим. А теперь туда приехали чужие дети. Они бегают по нашему саду, рвут цветы, которые посадил ты, дедушка. Ездят на наших лошадях, кормят голубков, моих голубков, которых я так любила кормить...
- Нет, я не хочу с ними знакомиться. Они злые, гадкие дети! Они живут на нашем хуторе я их терпеть не могу за это!
- Мая! Мая! Стыдись!
- Я видела, впрочем, одну больную девочку в саду. Она - слепая и, кажется, приняла меня за фею...
- И ты можешь не любить слепую, обиженную судьбою девочку? Да разве у моей феи Май такое недоброе сердечко? - с укором спросил свою любимицу дед.
- Ах, дедушка! - смущенно произнесла она и скрыла покрасневшее личико на груди старого деда.
Мая не солгала Лидочке Волгиной, сказав, что ее зовут феей Маей.
Когда маленькая сиротка - внучка старого лесничего и управляющего бывшего княжеского хутора, приобретенного теперь Волгиным была совсем крошкой, она не могла выговаривать своего имени "Маня" и называла себя Мая. Потом, когда девочка подросла, это имя так и осталось за нею.
Мая Лер неспроста называла себя феей. Когда звонкий, серебристый голосок девочки раздавался в чаще леса, ее дедушка, Дмитрий Иванович Лер, княжеский управляющий, говорил своему старому слуге Антону: "Точно маленькая фея поет в лесу". И дедушка и Антон с тех пор и прозвали Маю феей.
Маленькая Мая, как только начинала помнить себя, жила на хуторе у дедушки до тех пор, пока князь не продал хутора и не перевел Дмитрия Ивановича в лесной домик, назначив его управляющим своих лесных поместий. Мая, всей душой любившая хутор, была в отчаянии. Как и многие маленькие дети, она перенесла свой гнев на совершенно неповинных людей: на нового помещика Волгина, купившего их хутор, и на его детей.
Особенно Мая невзлюбила ребятишек Волгиных, занявших, как ей казалось, ее место на хуторе. Эти дети казались ей настоящими виновниками ее несчастия.
Но когда она встретила сегодня в саду бледную слепую девочку, сердечко Май забило тревогу. Ей было жаль несчастной слепой и в то же время она не хотела признаться в этом дедушке. Но Мая знала, что, помимо слепой дочери, у Волгина было еще три мальчика, и на них-то преимущественно она и перенесла свой гнев.
- Гадкие мальчишки! - ворчала про себя девочка. - Терпеть их не могу!
Дедушка не останавливал своей внучки. Он знал, что, когда на Маю нападали минуты каприза, лучше было оставлять ее в покое.
И Мая расположилась было как следует покапризничать, но внезапное появление на балконе Митьки разом прервало ее настроение.
- Ну что? - так и бросилась она ему навстречу.
- Што-што?
- Да как у вас?
- Дерется!
- Кто дерется?
- Да тетка Аксинья дерется!
- Известно, приехали!
- Много их?
- Не считал. А видать - много. Перво-наперво барин, потом мальчонков трое. Шустрые! На голубятню забрались. Меня в соломе отыскали. Я в солому схоронился, а она за вихры меня.
- Кто она? Голубятня?
- Не. Тетка Аксинья меня за вихры. Я оттелева шасть - и сюды. Уж я бег, бег, бег и к тебе сюды прибег.
- Слушай, Митька, знают они, что у моего дедушки есть внучка? - делая таинственную рожицу, спросила Мая.
- Не... откедова им знать-то?..
- Ну так ты ничего не говори про меня. Слышишь?
- Ладно!
- Уж очень мне над ними хочется потешиться. Дедушка, можно? - в одну минуту вспрыгивая на колени деда, спросила Мая.
- Только помни, стрекоза, шалить можно, но чтобы злых шуток не было.
- Не будет, деда, не будет! Только, откровенно говоря, я их терпеть не могу!
- Ай-ай-ай, Мая! Чем же виноваты дети, да чем же виноват и сам Волгин, что князь продал им свой хутор? Ведь не им бы продал, так другие бы купили, рассуди-ка сама, моя умница!
Но умница не хотела принять совета дедушки. Ей было не до рассуждений. Схватив Митьку за руку, она бегом сбежала с ним с балкона, и скоро ее звонкий голосок, распевающий веселую песенку, донесся до слуха деда:
Я эльфа лесная,
Я чащи дитя,
Веселая Мая,
Малюточка я!
* * *
Прошла неделя со дня приезда семейства Волгиных на хутор. Эта неделя показалась детям каким-то сплошным и радостным сном. С каждым днем они находили все новые и новые прелести в своей деревенской жизни.
Даже бледная слепая Лидочка - и та чувствовала себя гораздо лучше, нежели в городе или на даче. Целыми днями просиживала она в саду, греясь на солнышке, вдыхая аромат цветов, росших в изобилии на клумбах и куртинах, и прислушиваясь к пению птичек. Она смутно желала снова услышать серебристый голосок и звонкий смех странной девочки, называвшей себя феей. Но девочка не появлялась больше, и маленькая слепая потеряла всякую надежду увидеть ее.
Сергей, Юрик и Бобка гораздо веселее, нежели их сестра, проводили время.
нежели сердила их. А наигравшись вдоволь за день с барчатами, под вечер Митька бежал в лесной дом с целым запасом новостей для Май.
Мая и Митька до приезда Волгиных постоянно играли вместе, живя по соседству друг с другом, и умненькая Мая сумела подчинить себе простоватого Митьку и заставлять его все делать по-своему.
И теперь Митька исполнял все желания своей бывшей госпожи.
- А вы не видели княжеского дома? Хотите его осмотреть со мною? - предложил как-то Юрий Денисович мальчикам.
- Ах, да! Вот славно! Непременно возьми нас с собой, папа! - закричали дети, прыгая и тормоша отца во все стороны.
- Ну вот и отлично, - весело проговорил Юрий Денисович, - мне княжеский лесничий прислал любезное предложение осмотреть большой дом. Завтра и отправимся туда.
- Ну, и отправляйтесь с Богом, а мы хоть с Лидочкой отдохнем как следует без наших головорезов! - обрадовалась нянюшка, которой порядочно-таки надоели шум и беготня трех мальчуганов.
- А сейчас мы в лес пойдем! Можно нам в лес, папа? - вскричал Юрик.
- Поздно в лес идти, тем более что я не могу сопровождать вас сегодня: мне надо еще проверить хозяйские книги. А одних вас страшно пустить, - ответил отец.
- Ах нет, совсем не страшно, папочка, с нами пойдет Митька. Он всякий уголок в лесу знает! - приставал к отцу Юрик.
- Ну, если знает - идите с Богом! Только смотрите,. к ужину назад, - предупредил детей Юрий Денисович. - Ты, Сергей, старший и возьми на себя ответственность за братьев. Смотрите, будьте на опушке, а в лес не углубляйтесь... чтобы я был спокоен.
- Будь покоен, папа, я тебе даю слово, что мы дальше опушки не пойдем и к ужину будем дома! - серьезным тоном, как взрослый, произнес Юрик.
- Ну, Юрка, смотри, - улыбнулся Волгин, - не давши слова, крепись, а давши - держись.
- Буду держаться, папочка, - весело вскричал Юрка и быстро скомандовал (Юрка всегда любил командовать): - Ну, стройся! Оборот налево, шагом марш!
И вся команда, состоящая из четверых мальчуганов, с босоногим Митькой во главе, зашагала к лесу.
* * *
На опушке леса было хорошо и прохладно. Мальчики с наслаждением принялись прыгать и играть под тенью громадных елей и густолиственных берез. Митька ловил Бобку, Бобка улепетывал от Митьки, поминутно радостно взвизгивая. Юрка и Сережа влезали на деревья и оттуда любовались видом старого княжеского дома, который находился в версте от опушки и казался огненным в вечернем освещении заходящего солнца.
Но Бобка был еще слишком мал, чтобы находить прелесть в красоте природы, а Митька был слишком глуп для этого, и потому они продолжали бегать и возиться на опушке. И вдруг, догоняя Митьку, Бобка увидел прелестный беленький цветочек, росший в стороне от опушки.
В одну минуту мальчик был подле цветка и сорвал его. Но тут на пути Бобке показался другой цветочек, еще лучше прежнего, и Бобка во всю прыть бросился к нему; за ним помчался Митька, сверкая своими грязными пятками.
- Борис! - крикнул Юрик, взгромоздившийся было на высокую ель. - Не смей убегать от опушки! Или ты забыл, что сказал папа?
Бобка вовсе и не думал забывать того, что говорил папа, но белые цветочки были слишком заманчивы, чтобы он мог удержаться от соблазна их сорвать и составить из них хорошенький букетик, и к тому же с ним был Митька, а с Митькой Бобка ничуть не боялся заблудиться.
Перебегая от цветка к цветку, оба мальчика незаметно углубились в чащу леса и наконец очутились среди высоких исполинов-елей, протягивающих к ним свои мохнатые ветки.
- Мы не заблудимся, Митька? - тревожно обратился Бобка к своему новому приятелю.
"он" загудит, тогда уж больно страшно!
- Кто "он"? - спросил шепотом Бобка, и глаза у него расширились и стали круглыми от страха.
- Да "он" - леший. Во страху-то бывает, как он гудеть зачнет на весь лес!
- А папа и Лидочка говорят, что леших не бывает на свете, - произнес храбро Бобка.
- Во! - по своему обыкновению произнес Митька. - И русалок, скажешь, не бывает, и домового?
- Нет, не бывает. И папа, и Лидочка говорят, что не бывает.
- Глупы, оттого и говорят. А кто, как не "он", в лесу гудит? А иной раз наши бабы за хворостом пойдут в лес зимою, а "он": гу-гу-гу-гу - так и зайдется.
- Так это ветер, - нерешительно произнес Бобка, невольно поддаваясь уверенному тону Митьки.
- Во, ветер! Сам-то ты ветер! Такой большой вырос, а про лешего не знаешь. И чему только эти господа детей своих учат! - и Митька, возмущенный невежеством барчонка, даже сплюнул в сторону.
- Глупости ты говоришь! Никаких леших нет! Врешь ты все! - с дрожью в голосе произнес Бобка.
- Ан есть!
- Нет! Нет! Нет!
- Есть! Есть! Есть!
- Ну, коли есть, так я с тобой и разговаривать не стану! - рассердился Бобка.
- Эва, напугал! А я тебя одного в лесу кину, коли што. Тебя и съест леший.
- Не смеешь! - вскричал Бобка, и даже слезы навернулись на его синие глазки.
- Не смею? Я-то? А вот увидишь!
И прежде чем Бобка мог произнести хотя одно слово, Митька со всех ног кинулся бежать от него, и через минуту-другую его маленькая фигурка исчезла в чаще деревьев.
- Митька! Митька! Гадкий! Злой! Противный! - кричал Бобка. - Вернись! Я папе пожалуюсь. Тебе достанется, Митька!
Но Митьки и след простыл. Тогда, испуганный своим одиночеством в лесу, Бобка стал звать братьев плаксивым голосом:
- Юрик! Сережа! Сережа! Подите сюда!
Но - увы! - никто не откликался. Должно быть, мальчик, незаметно переходя от цветка к цветку, слишком далеко отошел от опушки.
Бобка начал трусить. Он пошел наугад по вьющейся тропинке; потом сперва повернул налево, затем направо и зашел, наконец, в такую чащу, из которой, казалось, никуда нельзя было выбраться. Тут Бобка бросился на траву и горько заплакал.
* * *
Долго лежал и плакал Бобка на зеленом мху. Ему было и жутко, и холодно, и хотелось кушать. Ему вспомнились те вкусные вещи, которые няня заказывала кухарке Матрене к сегодняшнему вечеру. Особенно ярко представлялась та вкусная булка, которую испекла сегодня Матрена и которую подадут к чаю. Булка так живо представлялась его воображению, что Бобку неудержимо потянуло домой, за чайный стол. Он утер слезы, вскочил с травы и пошел назад, с трудом отыскивая в траве следы своих крошечных ножонок.
- Гадкий Митька! - ворчал сердито мальчик. - Если б не он, я бы не заблудился... И что подумают папа, Лидочка, Юрка, особенно Юрка, который поручился за нас папе! И потом, как найдет он, Бобка, дорогу домой? А в лесу вечером, должно быть, жутко! Может быть, даже волки бродят и... и... леший! Митька говорит, что лешие существуют. Правда, папа и Лидочка умнее Митьки, но, может быть, папа, боясь испугать его, Бобку, говорит, что нет леших, а Лидочка - слепая, если и встретит лешего, то все равно не увидит его.
А он есть... должен быть. Он берет непослушных детей и ест их. Митька же говорит, что ест...
- Гу-гу-гу! - пронеслось в эту минуту по лесу.
- Ай-ай-ай! - закричал не своим голосом Бобка и даже от страха присел на землю.
- Гу-гу-гу! - снова загудело кругом.
Это зашумел неожиданно поднявшийся ветер.
Бобке стало еще страшнее и неприятнее от этого заунывного гуденья. Он почти бегом побежал по тропинке и вдруг разом остановился, пораженный неожиданностью. Где-то близко, совсем близко от него, послышалось пение, похожее на звон серебряного колокольчика. Прелестный мелодичный голосок, выходивший из лесной чащи, пел:
Я эльфа лесная,
Я чащи дитя,
Веселая Мая,
Малюточка я!
- Кто это? - громко крикнул испуганный Бобка и так и впился в кусты своими испуганными глазенками.
В то же мгновение пение прекратилось, и знакомая уже нам Мая - обитательница лесного домика - вынырнула из чащи.
В прелестной смеющейся черноглазой девочке не было ничего страшного, и Бобка отважно зашагал ей навстречу.
- Кто ты? - спросила в свою очередь девочка изумленного мальчугана.
- Я - Бобка! - отвечал тот.
- Ха-ха-ха! - расхохоталась своим звонким смехом Мая. - Или ты думаешь, что лесная фея знает, кто такой Бобка?
- Разве ты фея?
- Конечно! Раз ты меня встретил в лесу - значит, я лесная фея.
- Разве ты заблудился?
- Да. Я пошел с Митькой... но ты не знаешь Митьки - Аксиньиного приемыша... так вот, я с ним, с Сережей и Юркой пошел в лес и...
- Довольно! - прервала его странная девочка, - ты и твои братья пошли в лес... А слепая Лидочка осталась дома с нянюшкой... Юрик и Сережа влезли на дерево, а ты с Митькой убежал рвать цветы, потом ты поссорился с Митькой. Он говорил, что леший существует, а ты спорил, что нет. Митька разозлился и убежал, бросив тебя одного...
- Ай-ай ай! Как ты все это знаешь? Или ты в самом деле фея?
- А ты думал - нет? Я еще больше знаю. Завтра вы все пойдете осматривать княжеский дом с вашим папой, правда?
- Правда! - произнес все более и более изумлявшийся Бобка.
- Вот видишь! - торжествуя, проговорила девочка. - Я все знаю, потому что я - фея! А хочешь увидеть меня там?
- Хочу!
- Но только, чур, никому об этом ни слова! Я хочу показаться лишь одному тебе. Твои братья - большие, шумливые мальчики, а лесные феи не любят шума. И я не люблю шалунов. Ты мне нравишься, и я охотно поиграла бы с тобою, но в лесу уже начинает смеркаться. Слышишь детские голоса? Это ищут тебя твои братья! Смотри, ни слова не говори о том, что ты меня видел. А то я рассержусь, а феи становятся опасными, когда сердятся. Завтра ты войди один, непременно один, слышишь? - в портретную, что находится в мезонине княжеского дома, и там ты увидишь не меня, а мой портрет или картину, на которой я буду изображена. Понял?
- А разве с фей рисуют портреты? - недоумевающе спросил Бобка.
- Значит, рисуют... Много будешь знать - скоро состаришься! - сердито оборвала мальчугана строгая фея. - Ну, прощай же, и никому ни слова о нашей встрече. Слышишь? - тебя зовут. - И она снова исчезла в чаще ельника.
- Бобка! Бобка! Барчук! Где вы? - раздавалось на разные голоса по лесу.
И вскоре Бобка был окружен приказчиком Андроном, кучером Степаном, Сережей и Юриком.
- Ну, и испугали же вы нас, барчук, - говорил сердитым голосом приказчик. - Барин весь дом вверх дном поставили, вас искавши. А барышня так беспокоились, что ей даже нехорошо сделалось, и в постельку уложить пришлось. Как старшие барчата пришли одни к ужину и сказали, что вы потерялись в лесу, так они как заплачут, так-то горько да жалобно. Даже и меня, глядя на них, слеза прошибла.
- Что же это? Да разве я... - начал было оправдываться Бобка.
- Молчи уж! - сердито прикрикнул на него Юрик. - Наделал суматоху, а потом и плачется, как девчонка... Видеть тебя не могу, убирайся!
И он сердито оттолкнул от себя действительно всхлипывавшего Бобку.
Бобка был сконфужен.
Но слезы его и смущение как-то разом пропали, как только он вспомнил о маленькой фее, явившейся ему в лесу.
"Фея или не фея?" - раздумывал Бобка, чинно выступая под караулом братьев и прислуги по дороге к дому. С одной стороны, он знал, что феи существуют только в сказке, а с другой - странная девочка так подробно рассказала ему все про него самого и его братьев, что подобное не могла знать ни одна обыкновенная девочка.
к которой являлся ежедневно с рассказами про них, хуторских барчат. Выслушав Митьку, Мая побежала в чащу, где находился маленький Бобка, и перед ним, как прежде перед его сестрой Лидочкой, разыграла из себя фею.