О чем шептали старые сосны.
Синим сапфиром горело небо над зеленой рощей. Вот о чем шептали старые сосны, и их звонкий шепот несся далеко, далеко...
Золотые иглы солнечных лучей пронзали и пышную листву берез, и бархатную хвою сосен, и серебряные листья стройных молоденьких тополей.
Ветер рябил изумрудную зелень, и шепот рощи разносился далеко -- далеко...
Старые сосны шептали:
-- Мы знаем славную сказку!
Им вторили кудрявые, белоснежные березы:
-- И мы, и мы знаем сказку!
-- Не сказку, а быль! Быль мы знаем! -- звенели серебряными листьями молодые, гибкие тополя.
-- Правдивую быль, прекрасную как сказка! Правдивую быль расскажем мы вам, -- зашептали и сосны и березы и тополя разом.
Какая-то птичка чирикнула в кустах:
-- Быль! Быль! Быль расскажут вам старые сосны. Слушайте! Слушайте их!
И сосны зашептали так тихо и так звонко в одно и то же время, что маленькая девочка, приютившаяся под одной из них, самой пышной и самой красивой, услышала все от слова до слова.
И правда: то была не сказка, а быль. Славная быль -- сказка!
Жил на свете человек-- шептали старые сосны, -- прекрасный как солнце, с золотым сердцем, полным благородства и доброты. "Честность и труд" было его девизом, с которым он вступал на жизненный путь.
Жила-была, так же, девушка на свете, нежная, как цветок мимозы, кроткая как голубка, любимица семьи.
И встретились они оба, -- и прекрасный как солнце, человек и кроткая, как голубка, девушка. Встретились, полюбили друг друга и поженились...
Ох, что это была за жизнь! Что это было за счастье! В сказках только встречается такое. Но так как жизнь не сказка, то в жизни нет полного счастья...
Стоял январь. Гудела вьюга. Метель плясала и кружилась над серым городом. Люди спешили в церковь. Было воскресение. И в этот день у счастливой пары родилась дочь, малюсенькая, малюсенькая девочка с живыми серыми глазами.
У колыбели девочки сошлись четыре добрые волшебницы, -- или нет! не волшебницы, а, вернее четыре добрые, простые девушки, родные тетки новорожденной, сестры матери, лежавшей в соседней комнате на смертном одре.
-- Какое странное лицо у девочки! -- сказала старшая из теток, Юлия, поклонница всего таинственного -- помяните мое слово, она не долго проживет, эта девочка.
-- Что ты! что ты! -- замахала на нее руками вторая из сестер, Ольга, стройная, высокая с добрым, ласковым лицом. -- Дитя должно жить, будет жить нам на радость... И если что--либо случиться с сестрой Ниной, -- мы вырастим малютку и все четверо заменим ей мать.
--Да, да! Она будет наша! -- произнесла третья сестра, Лиза, полная, голубоглазая, тридцатилетняя девушка, с мягким ласковым взором, скрытым очками. -- Клянусь, я заменю ей мать.
-- Сегодня воскресенье,-- произнесла самая младшая из сестер -- Капитолина, или Линушка, как ее звали в семье, и ее жизнерадостные карие глаза, оживляющие некрасивое, но чрезвычайно симпатичное лицо, остановились на девочке,-- ребенок родился в воскресенье! А воскресные дети бывают обыкновенно счастливы.
И вдруг им почудилось, что кто-то легкий и призрачный, приблизился к ним и встал между ними и колыбелью. Какая-то серая фигура под капюшоном, с видом монахини, что-то легкое, воздушное, как сон... Серая женщина неслышно скользнула к колыбели и, склонившись над ребенком, как будто поцеловала его.
-- Это судьба!-- шепнула Юлия, первая, заметив призрак. -- Судьба поцеловала дитя!
-- Судьба поцеловала ребенка!-- вторила ей Лиза и опустила голову.
Когда она подняла ее, призрак уже исчез. Четыре сестры были теперь одни в комнате. Серая фигура словно растаяла в сумерках. И тогда они все четверо окружили колыбель. Дитя лежало с открытыми глазами и -- странно! -- почудилось ли сестрам или нет, но легкая улыбка играла на крошечных губах шестичасовой девочки.
Вдруг порывистый стон метели пронизал их слух.
-- Как воет ветер! -- прошептала Лина, -- вы слышите, как стонет вьюга за окно?
Но то не вьюга стонала. Она ошиблась, Лина. На пороге стоял бледный, как призрак, человек с дикими блуждающими глазами. И из груди его рвались судорожные вопли:
-- Скорее... к ней... к моей Нине... Она умирает!..
***