• Приглашаем посетить наш сайт
    Бунин (bunin-lit.ru)
  • За что?
    Часть четвертая. Глава II

    Ужасное открытие. -- Мое отчаяние.
     

    Солнце стояло уже высоко, когда я проснулась. Смутное воспоминание о чем-то радостном и донельзя приятном сразу толкнулось мне в голову, лишь только я открыла глаза.

    Что было вчера?

    Ах, да! Стихи! Успех! Триумф! Аплодисменты! Как жаль, что "солнышко" не присутствовал там! Должно быть приятно сознавать себя отцом поэтессы!

    И я быстро вспрыгнула с постели и подбежала к туалету. Вот так поэтесса! В зеркале отразилась смешная заспанная рожица, всклокоченная голова, большие темные глаза и потешная миниатюрная фигурка в одной ночной сорочке.

    Я начала было пристально рассматривать свое изображение, будучи уверенной найти в нем какую-нибудь характерную черту будущей знаменитости, и вдруг какой-то большой пакет, тщательно завернутый в бумагу и лежащий на стуле, около моей кровати, привлек мое внимание. В два прыжка я была уже подл? и трепещущими руками срывала тонкую оберточную бумагу... Огромная французская кукла в костюме институтки стояла передо мною в зеленом камлотовом платье, в манжах, белом фартуке и пелеринке.

    Я ненавидела кукол, но кукла-институтка мне ужасно пришлась кстати. У нас, седьмушек, была мода на кукол-институток: у всех было по кукле, и у Стрекозы, и у Миши, и у Лорановой, и даже у гордой Голицыной. Мне давно хотелось иметь такую же. А тетя Оля, милая баловница, точно угадала мое желание и, верно, сама сшила и платье, и передник моей институтке.

    Я поцеловала наскоро куклу и перебежала к маленькому столику, сплошь уставленному подарками... Великолепный бювар от "солнышка", чудный зонтик от тети Лизы, "Всадник без головы" от Катишь, десятифунтовая изящная бонбоньерка с конфетами, с надписью "милой Лидочке от стрелков", другая бонбоньерка от офицеров-товарищей отца и, наконец, изящная тросточка, на которой четко вырезана надпись: "Другу Лиде от товарища". Ах, Вовка, Вовка, знал, чем угодить! Я схватила тросточку в зубы, книгу, бювар, конфеты--подмышки, куклу и зонтик -- в руки, и двинулась было к двери... Но тут вспомнила, что я не одета, бухнула все это на постель, расхохоталась, и стала в дикой пляске кружиться по комнате...

    "Нет,-- думала я. -- Решительно, я самый счастливый человек в мире! И любят меня все, и стихи писать могу и... и... и..."

    Тут я стремительно начала мыться, причесываться, одеваться, и все это разом вместе, давясь от необузданного, молодого, беспричинного, радостного смеха. Наконец я готова. Быстро скольжу я из спальни в коридор, оттуда в гостиную, и только у порога столовой задерживаю шаг. Появиться разве неожиданно и сделать сюрприз Катишь и тете Лизе? Они и не думают, что я встала...

    Вдруг чужой голос привлек мое внимание. -- Несчастный ребенок,-- говорил кто-то за дверью в столовой,-- как-то она перенесет это!

    Какой несчастный ребенок? Что он должен перенести? Мое любопытство возбуждено до крайности. Никогда в жизни не подслушивала я, считая это подлостью, но тут...

    В дверную щелку видно тетю Лизу, Катишь и какую-то чужую даму в шляпке, очевидно гостью, которую я еще не видела никогда. Все трое сидят у пасхального стола.

    -- Жаль! ужасно жаль девочку. -- Говорит дама. -- О, она наверное примет это очень к сердцу... Ведь хотя она и молоденькая еще, все же поймет... Мне сейчас рассказывали, что она у командира стихи свои читала. Даровитая девочка...

    Ах! "даровитая", "стихи читала", -- значит, про меня это, про меня! И сердце мое замерло в ожидании чего-то. Что-то ужасное, кажется мне, услышу я сейчас. Господи! Господи!.. Дыхание перехватывается у меня в груди... Голова холодеет, и руки, и ноги тоже. Зубы начинают дробно стучать... Вот-вот, сейчас, сию минуту случится что-то... И ужас, сплошной холодный ужас охватывает меня всю с головы до ног.

    -- Я всеми силами старалась ради Лидюши удержать Алексее от этого шага,-- с усилием различаю я голос тети. -- Я ведь предвидела, как это должно сильно подействовать на бедную девочку. Но все напрасно. Мы с Алексеем ссорились, пререкались, говорили даже грубости друг другу... Ничего не помогло. Алексей женился. У Лидюши мачеха...

    "Женился! Мачеха! "Солнышко" женился, женился, женился! Мачеха, мачеха, мачеха!"

    Точно дождь забарабанил по крыше. Точно поезд, стуча колесами, пробежал где-то близко, близко от меня. И в воображаемом шуме колес, и в свисте дождя, и кругом меня, и подо мной, и над моей головой слышалось на все лады, дробно, назойливо, ясно, до боли ясно:

    "Женился... мачеха... мачеха... мачеха... Женился...

    бежать, бежать... Но я не бросилась на пол, не побежала. Что-то огромное, страшное бурным ураганом подхватило меня, заставило застонать от боли. И вдруг разом внезапная тишина воцарилась в моей душе... Я подняла глаза к небу и, несмотря на то, что было утро, прошептала:

    -- Звезды! Вы, дети небес! Зачем вы не спасли меня, Лиду'?

    И какое-то холодное тупое равнодушие охватило всю, всю мою душу...

    Медленно, осторожно отворила я дверь столовой и вошла. Три женщины, сидевшие у стола, тихо ахнули.

    -- Ты больна, Лидюша! Что с тобою!-- с ужасом вскричала тетя Лиза, взглянув на меня.

    Но я не ответила ни слова на ее вопрос, подошла к ней вплотную, стиснула ее руку, и сквозь крепко сжатые зубы проговорила каким-то чужим, не своим голосом:

    -- Я все слышала... Я все знаю... Ах, Лиза, милая тетя Лиза! За что? За что?.. Он "солнышко" мне... он -- мой папа Алеша, мой дорогой, и вдруг... "мачеха!". Он женился!.. Хорошо же он меня любит, хорошо, если он не пожалел меня и решил дать мне "мачеху!"

    Слезы разом подступили мне к горлу и тотчас же отхлынули назад, во внутрь меня, в самую глубь моего сердца.

    Жгучая, страстная злоба и что-то еще острое, острое, непонятное тогда еще для меня, десятилетней девочки, невидимыми иглами вонзились мне в душу.

    И я вся дрожала с головы до ног.

    Тетя вскинула растерянными глазами на Катишь, Катишь на тетю. Чужая дама суетилась подле меня, предлагая воды, спирту.

    Но я отстранила ее руку и снова подняла на тетю Лизу свои широко раскрытые глаза. И верно во взгляде десятилетней девочки было что-то не детски властное в ту минуту, потому что голубые, добрые глаза Лизы метнулись в сторону и скрылись под опущенными ресницами. Когда она снова подняла их, я ясно услышала, как она сказала:

    -- Ее зовут Нэлли Ронова.

    Разделы сайта: