Принцесса покидает четырех добрых волшебниц.
Что, Лидюша встала?-- услышала я, после моего выздоровления, знакомый голос в одно теплое апрельское утро, когда, сидя подле Линуши, перебирала коклюшки для плетенья кружев.
-- Встала... давно! -- донесся из прихожей голос тети Оли.
Затем она значительно тише прибавила:
-- Неужели же сегодня, Алексей?
-- Что сегодня? что будет сегодня?-- так и встрепенулась я и стремительно взглянула на Лину.
Она была очень взволнована, моя младшая тетка, и старательно избегала моих глаз. Вдруг в комнату вошла тетя Лиза. Она была бледна тою особенною бледностью, которая свойственна мертвецам.
-- Лиза! Милая! Что опять? Что случилось? -- дико вскрикнула я, бросаясь к ней и смутно угадывая инстинктом что-то ужасное, огромное и страшное, как смерть, что притаилось и ждет меня за дверью.
-- Лидюша, успокойся, девочка моя. Господь с тобою!-- чуть слышно прошептала Лина, -- не волнуйся, тебе вредно, родная. Будь умницей... слушай... тебе придется уехать от нас... Папа твой отправляется в Шлиссельбург, он там получил назначение на службу и уже переселился туда. Он берет тебя к себе и к новой маме... Ты должна ехать с ним...
-- Ехать? Когда?-- спросила я.
-- Сегодня, сейчас, -- ответила тетя.
-- Сейчас!-- упавшим голосом прошептала я, и вдруг все разом выяснилось и просветлело у меня в сердце и в мыслях.
"Должна уехать от них, от милых близких родных, к ней, к Нэлли Роновой, к чужой, ненавистной далекой, которая, однако, имеет уже право, чтоб ее называли "моей мамой"...
Что-то волчком завертелось в моей больной, ослабевшей после тифозной горячки, голове... И, задохнувшись от жгучего наплыва отчаяния, я закричала пронзительно и дико:
-- К мачехе!.. Не хочу... не могу к мачехе!.. "Солнышко", не бери меня!.. Милый, не отнимай меня! Оставь у тетей, ради Бога, оставь... "Солнышко"! ради всего дорогого. Не хочу к мачехе, не хочу, не могу!
Я хотела добавить еще что-то и запнулась. Он стоял на пороге с нахмуренными бровями, с бледным и невообразимо грустным лицом. Губы его заметно подергивались, когда он произнес тихо, но внятно, всеми силами стараясь казаться спокойным:
-- Хорошо... как хочешь... оставайся. Бог с тобою! Не хочешь к папе ехать, не надо... Господь тебе судья, девочка... Прощай, Лидюша... Насильно я
тебя тащить не буду... Мало же ты, однако, папу любишь, если, если...
Тут он быстро повернулся и пошел. Что-то разом захлопнулось в моем сердце. Сейчас он уйдет, тяжелая входная дверь стукнет за ним, и я его не увижу, быть может, никогда, никогда не увижу больше. Боже мой! Что за пытка! Что за мука!
Я оглянулась на теток. Они все стояли вокруг тети Лизы, которая, в полубесчувственном состоянии, сидела на кресле. Ее руки были протянуты ко мне, по лицу текли слезы. Она смотрела на меня полным скорбного отчаяния взглядом и точно прощалась со мною. А от двери столовой, тихо звеня шпорами, удалялась высокая фигура того, кого я любила больше жизни.
"Сейчас он уйдет и я его никогда, пожалуй, не увижу, и умру без него, умру с тоски и горя, без ласки "солнышка"! Без его заботы и любви. О-о! Это выше моих сил! Это невозможно!"-- И помимо воли из груди моей вырвался крик:
-- Папа! Постой! Постой, папа! Я еду с тобою!
И тотчас же другой стон, другой крик послышался за моей спиною.
Это тетя Лиза лишилась чувств...
Чьи-то дрожащие руки одевали меня, чьи-то горячие губы осыпали поцелуями мое лицо, лоб, щеки...
Папа взял меня на руки, всю укутанную платками и косынками, слабенькую, хрупкую, легонькую, как пятилетний ребенок, вследствие пережитой болезни.
В дверях он замедлился немного, пожал руку провожавшей нас Линуши и сказал с чувством:
-- Благодарю вас за участие, Лина. Вы видите, все здесь смотрят на меня, как на изверга... Только вы... вы...
"Солнышко" осторожно посадил меня в карету. Дверца захлопнулась, лошади тронулись. Я выглянула из окна: тетя Оля, моя милая, родная, крестная, махала платком. По ее взволнованному лицу слезы текли градом. Я хотела крикнуть ей что-то, но голос не повиновался мне, язык не слушался.
Я только все смотрела и смотрела на дорогое лицо, в то время как душа моя стыла в каком-то ледяном отчаянии.
Минута... еще минута... и окно с силуэтом тети исчезло. -- Толчок... один... другой... третий, и карета выехала за ворота. Я откинулась назад и закрыла лицо руками...
Бедная Лида! Бедная принцесса!